Первый

– Я что-то не так сделала? – после того, как Алю со всех сторон осмотрели, когда обработали ее раны и взяли все необходимые анализы, кажется, исколов ее всю… Демьян, который в этот момент отбил один вызов, за которым сразу же последовал следующий, сунул трубку в карман.

– Не дождалась моей команды. Я… не успел позаботиться о твоей безопасности.

– Твоей команды? О… – выдохнула Аля. – Я не думала, что это важно. Прости.

– Прости?! – рыкнул он. – Прости? – подлетел к ней, лежащей на больничной койке. – Я же мог… С тобой могли…

Привыкший контролировать каждый… абсолютный каждый аспект собственной жизни, Демьян вдруг понял, что его контролю неподвластен, пожалуй, самый важный. Он замер над ней, совершенно обескураженный. Сжимая и разжимая огромные кулаки и дыша жадно, со свистом.

– Я больше так не буду, – прошептала она. Ну, совсем! Совсем ведь как ребенок. Куда ей своего? А впрочем, что уж теперь? Как-то справится. Он, с двумя. С Алькой своей и тем… кто там у них родится? Не дай бог – девка. Он же с ума сойдет. – Ты только не уходи сейчас, хорошо? Видишь, я опять за тебя цепляюсь…

– Ну, а за кого тебе цепляться, как не за меня, м-м-м? – Демьян понял, что чертовски, нечеловечески просто устал. Осторожно лег к ней под бок. Обещая себе, что это на секундочку. – Я же твой…

– Кто? – шепнула Аля ему в шею.

– Первый, – усмехнулся. – И последний. Если меня твой отец после всего случившегося в расход не пустит. Как тебе такая новость?

– Отлично. А сам-то ты как?

– Что как?

– Относишься к этой новости, – пробормотала невнятно Аля, старательно отводя от него взгляд, будто ей и дела не было до того, что Демьян ответит. А он, почему-то совершенно очумевший от последних событий, разомлевший от ее тепла, убаюканный монотонным жужжанием каких-то приборов, никак не мог облачить в слова то, что ему самому уже давно было понятно.

– Я тебя все равно не отпущу! Ну и что, что ты меня не любишь?! Плевать! Я не могу без тебя. Не могу, слышишь?! И даже если будешь со мной из жалости – не отпущу! А если уйдешь – скажу отцу. И пусть… Пусть он тебя в расход, как ты говоришь, пускает.

Богданов открыл глаза еще на середине ее речи. А к окончанию, когда Аля, совершенно обессилев, опять откинулась на подушку, даже приподнялся над ней. Вздернул бровь. Прошелся по бледному измождённому лицу взглядом. Она была такой сильной, его девочка, что он иногда забывал, что и слабость ей тоже не чужда.

– Плохо тебе было, маленькая, да? – спросил и нежно-нежно, едва касаясь, тронул пальцами ее губы.

– Одной? Ужасно. Я, кажется, без тебя совсем разучилась.

– Ну, и хорошо. Где это видано, чтобы ты… да без меня?

– Я так двадцать два года жила, – вдруг слабо улыбнулась Аля.

– Так это я ждал, пока ты подрастешь. Иначе бы меня точно в расход пустили, – белозубо улыбнулся Демьян. – А так еще есть шанс. Выжить.

Аля вздохнула. Зажмурилась. Повернулась на бок, так что они замерли рядышком на подушке нос к носу.

– Я тебя люблю…

Глава 17

Как и всякий сильный мужик, признавать собственные ошибки Алькин отец не умел. И хоть Кириллова мгновенно арестовали и предъявили обвинение – не в покушении на убийство, и даже не в шпионаже, смешно сказать – в отмывании денег, к Демьяну своего отношения Николай Васильевич не изменил.

Во многом, конечно, свою роль сыграло и то, что Богданов посягнул на святое. Президентскую дочку. Ясно, что у отца на неё были свои далеко идущие планы. В которые совершенно не вписывался обычный офицер. Чьи немалые заслуги перед Родиной президенту, конечно, были известны, но и они не давали никаких индульгенций.

Богданову ясно дали понять, что если он не отступит, то на его карьере военного можно смело ставить крест. А для лучшего понимания ситуации его враз отстранили от работы. Довольно долгое время оставалось непонятным, что с ними будет дальше. И если насчет себя Демьян абсолютно не парился – напугали ежа голой жопой, то за своих людей переживал. Потому что чувствовал ответственность за них – в общем, и за каждого в отдельности.

Впрочем, майор на жизнь не жаловался. Потому как он бы соврал, если бы сказал, что та вдруг стала хуже. Другой, да… Совершенно новой и ему незнакомой. Абсолютно и совершенно чудесной.

Хотя был момент, когда он не то что напрягся, нет. Скорее впал в глубокие раздумья.

– Ты действительно полагаешь, что это чем-то хорошим закончится? Черта с два. Испоганишь девочке жизнь. Для неё открыты все двери. Любые возможности… Все! А что ты ей предлагаешь взамен? Жизнь на гроши в своей задрипанной однушке? Пеленки, зассанки… Ей двадцать два года, как думаешь, на сколько ее хватит?