Первый блицкриг. Август 1914

2. Отклонение от этой политики, выразившееся в подготовке соглашения с Францией (заключено в апреле 1904 года), является тяжелой ошибкой. Это соглашение, не предоставляя Великобритании никаких дополнительных возможностей (конфронтация между Францией и Германией из-за Эльзаса — Лотарингии позволяла и без него направлять французскую политику в угодном Великобритании направлении), демонстрирует утрату страной уверенности в себе.

(Великобритания — владычица морей и лидер цивилизованного мира — должна была стремиться к союзу «делосского типа» с откровенно слабыми государствами, никак не посягающими на прерогативы великой державы. С этой точки зрения англо-японский морской союз был тогда вполне приемлем для Фишера — в отличие от Антанты.)

3. Развитие политической обстановки с неизбежностью приведет Великобританию к войне с Германией.

4. Эта война начнется с разгрома Франции и оккупации ее Территории.

(Здесь, как легко видеть, Фишер сходится со Шлиффеном. Более того, даже интересы их совпадают. Шлиффену нужен разгром Франции, чтобы получить шансы в дальнейшей борьбе против всего мира. Фишера поражение Франции устраивает с точки зрения долговременных интересов Британской империи. Кроме того, логика Фишера противопоставляла сухопутной стратегии Шлиффена исконно английский ответ — блокадную морскую стратегию. Но в таком случае Фишер обязан был а своем планировании исходить из того, что сильнейшая сухопутная держава подавит своего противника в одной скоротечной кампании.

Перед нами ситуация, которую шахматисты назовут «столкновение дебютов». Обе стороны развертывают свои силы независимо и до поры до времени не обращают внимания на действия соперника.)

5. Последнее обстоятельство в известной мере благоприятно для Великобритании, поскольку устраняет негативные стороны англо-французского союза и дает возможность вернуться к прежней политике мирового лидера.

6. Для этого необходимо разбить Германию и восстановить Францию силами исключительно или почти исключительно Британской империи и зависимых от нее стран.

7. Таким образом, речь идет о последовательном использовании господства на море для полного разгрома противника, неоспоримо доминирующего на континенте.

8. Уничтожение экономической и военной мощи Германии должно быть произведено таким образом, чтобы косвенно нанести урон Соединенным Штатам Америки и вынудить их согласиться с ролью младшего партнера (уровня Японии).

Может создаться впечатление, что подобный анализ носит ретроспективный характер и принципиально не мог быть про веден тогда. Но именно на рубеже веков создавалась классическая стратегия. В шахматах (которые, на мой взгляд, представляют собой более точную модель войны или, точнее говоря, механизма принятия решений на войне, чем это принято считать) это было сделано Стейницем и Таррашем. «…Тарраш был убежденным сторонником активной стратегии, методичного стеснения противника, использования пространства для удобной перегруппировки сил и подготовки решительного наступления. С неумолимой последовательностью проводя свои замыслы, он выиграл подобным образом десятки поучительных партий — цельных от начала и до конца. Способность Тарраша создавать далекие планы, предусматривающие кардинальную перегруппировку сил, отмечал Ласкер…».[86]

Теория войны на суше была создана старшим Мольтке и Шлиффеном. Задача разработки стратегии использования морской мощи выпала на долю Фишера.

Как мы видим, план Фишера был рассчитан на применение Германией формально континентальной стратегии (в развитие идей Бисмарка). Однако интеллект Альфреда Тирпица и амбиции Вильгельма II резко усложнили «игру». Готовясь к войне за европейское господство, Германия начала создавать флот.

Здесь, заметим, Шлиффен допустил серьезную ошибку. Его план на первом и важнейшем этапе не предусматривал взаимодействия с этим флотом. В результате в 1914 году армия делала одно, а флот — другое (вернее сказать, ничего — по крайней мере, полезного).

Нужно было быть Фишером, чтобы, руководя английским флотом, почувствовать опасность со стороны державы, которая сорок лет назад вообще не имела морских сил. Которая напрочь была лишена флотских традиций.

Пожалуй, в распоряжении Фишера был лишь один непреложный и очень тревожный факт: мы уже отмечали, что на рубеже веков «Голубая лента Атлантики» перешла от английских лайнеров к германским. В этом изолированном факте адмирал увидел моральную устарелость могучего броненосного флота «владычицы морей».