Первый. Бывший. Единственный

Никита и Миша на мое выступление не собирались, они были настолько далеки от искусства, что я давно оставила попытки приобщить их к творческой стихии. Отец, как всегда, пропадал в больнице.

Но не своих родных – если быть совсем честной – я сейчас выглядывала в зале, а Дубравина.

Кеша прочно засел в моих мыслях и качественно встряхнул мой привычный мир.

Моя броня треснула, злость поулеглась, и обида притупилась. И пусть я не собиралась сближаться с Дубравиным, а решила найти общий язык только ради Руси, но все пошло совершенно не по плану.

И я не знала, что с этим делать. Лучшей тактикой сейчас мне казалось занять позицию наблюдателя и посмотреть, к чему это все приведет. Если уж мы неслись в пропасть, то я могла хотя бы попытаться вовремя затормозить. Может быть.

Дубравин не звонил, не писал и никак не давал о себе знать, вот уже… десять часов.

Стыдно сказать, но я с нетерпением ждала его появления. Умение предугадывать действия бывшего мужа в последнее время меня особенно подводило, поэтому спрогнозировать, что именно Кеша может выкинуть, я не могла. И сейчас это мне даже… нравилось.

Я перестала узнавать себя.

Еще недавно давала зарок, что никогда и ни за что не позволю Дубравину к себе приблизиться, а сегодня весь день вспоминала вкус его поцелуев. Сердце так и замирало от сладких мечтаний.

Я словно в юность вернулась. В то время, когда каждое чувство кажется сильнее в сто крат, мир сияет множеством красок, а от избытка эмоций бросает в крайности: то в смех, то в слезы.

Конечно, мне было страшно от таких открытий, но еще страшнее почему-то становилось от мысли, что все это может вдруг прекратиться.

Когда Дубравин оказывался рядом, я всячески пыталась прогнать его, а когда переставал надоедать мне своим вниманием, то начинала беспокоиться.

Правильно говорят, что умом женщин мужчинам не понять, раз мы сами себя понимаем через раз и с большой натяжкой.

– Может, водички? – предложил мне Саша. – Скоро твой выход. Ты же не волнуешься?

– Не волнуется только тот, кто перестал дышать и отдал Богу душу, а я пока жива, поэтому имею право переживать. Сколько бы раз ни выходил на сцену, и все равно это воспринимается как впервые, – растянула губы в вынужденной улыбке я. – Водичку не хочу, а вот тебе, похоже, не помешает успокоить нервишки. Больно дерганый сегодня.

– Юбилейный спектакль, как-никак, – сказал Хорьков. Обычно спокойный, сейчас он поражал своей бледностью и скованностью движений. – Конечно, я чувствую ответственность за происходящее и волнуюсь.

– Все будет хорошо, – заверила его я, похлопав именитого хореографа по плечу, отчего тот нервно рассмеялся.

– Вообще-то это я должен успокаивать свою труппу. Не думаешь?

– Ну что поделать, если на плечи слабого пола всегда выпадает ноша за себя и за того парня, – подмигнула ему я и, услышав аккорды нужной музыкальной партии, поспешила на сцену.

Стоило мне попасть под свет софитов, как все волнение исчезло, словно и не было его вовсе. Мир сузился до размеров сцены, душа разворачивалась до размеров Вселенной под каждую ноту, а тело транслировало эти эмоции через движения.

Я жила в этой хореографической партии.

Я умирала.

Я возрождалась.

Я летала и падала, а потом поднималась с колен и начинала все заново.

Мое сердце стало биться в такт музыки и с последним аккордом замерло на мгновение лишь для того, чтобы переключить меня в обычный режим.

Зал разразился аплодисментами, точно грянул гром. В первые мгновения, оглушенная овациями, я даже не понимала, где именно нахожусь. А потом расцвела улыбками благодарности и пошла на поклон с остальными участниками спектакля.

– Это гениально, – выдал мне на ухо подошедший Хорьков. – Это успех. Я переплюнул сам себя, надо же!

– Если сам себя не похвалишь, то никто? – хмыкнула я.

– Почему же никто? – удивился Саша. – Эта бомба разорвет вечерние новости, а завтра, поверь мне, начнется совершенно другая жизнь.

– Меня никогда не прельщала слава.

– Лукавишь, детка, – не поверил хореограф. – Но я готов тебе простить эту маленькую ложь за то, что выдала мне сегодня даже не сто, а двести процентов таланта.

– Браво! – скандировали зрители. – Браво!

Мои переживания оказались тщетными, никакая слабость после болезни не повлияла на качество моего выступления. В нужный момент организм мобилизовался и выложился на полную катушку, словно в последний раз.

Я получила множество поздравлений, а для подаренных букетов не хватало рук. Но вот чего-то все равно главного не доставало, поэтому со сцены я уходила с затаенной легкой грустью.

– Ты была великолепна, – встречал меня за кулисами Дубравин.

Роскошный огромный букет насыщенно-алых роз, которые мужчина держал при себе, сразу притянул мой взгляд.

– Ты пришел? – И пусть я старалась скрыть радость в голосе, а она все равно прозвучала.

– Разве я мог пропустить миг твоего триумфа? – вопросом на вопрос ответил мой бывший и согрел меня улыбкой. – Давай свою законную добычу, помогу донести до гримерки.