Первый человек в Риме

Сулла очень хорошо понимал, что все его будущее зависит от предстоящего разговора. Благодарение богам за то, что Скилакс увел Метробия с пирушки, хотя тот и протестовал, непременно желая остаться и узнать, что же случилось с его любимым Суллой. Воистину его удача в самом зените! Присутствие Метробия в доме Клитумны в тот час, когда обеспокоенный Ямус позвал туда Гая Юлия Цезаря, могло погубить Суллу навсегда. Нет, Цезарь никогда не проклянет Суллу, основываясь только на слухах. Но вот если он увидит собственными глазами… Отныне дорога в этот дом Метробию заказана. «Я иду по самому краю обрыва, – сказал себе Сулла, – и пора остановиться». Стих, Никополис, Клитумна. Сулла улыбнулся. Да, теперь он мог остановиться.

Перед Цезарем предстал истинный римский патриций, с головы до пят. Узкая полоса всадника на правом плече белоснежной туники. Великолепные волосы пострижены и уложены. Мужествен, красив.

– Прошу меня извинить за то, что опять вынужден принимать тебя здесь, Гай Юлий, – сказал Сулла и протянул Цезарю маленький свиток. – Это только что пришло из Цирцей. Я подумал, что тебе нужно с этим немедленно ознакомиться.

С ничего не выражающим лицом Цезарь медленно читал, шевеля губами, еле слышно произнося слова. Затем отложил письмо.

– Вот и третья смерть, – произнес Цезарь, явно удовлетворенный этим обстоятельством. – Твое семейство катастрофически уменьшилось, Луций Корнелий. Прошу, прими мои соболезнования.

– Полагаю, ты составлял завещание Клитумны, – сказал Сулла, держа спину прямо. – Иначе, уверяю, я не посмел бы снова тебя потревожить.

– Да, я несколько раз переделывал завещание по ее просьбе. Последний раз это было после смерти Никополис. – Красивое лицо, голубые глаза – все в Цезаре было намеренно нейтрально. Сейчас он представлял закон. – Я хотел бы, чтобы ты рассказал мне, Луций Корнелий, какие чувства ты испытывал к своей мачехе.

Вот оно, самое слабое звено во всей цепи! Сейчас он должен, словно кошка, пройти уверенно и точно по подоконнику, усыпанному острыми черепками, – и на очень большой высоте.

– Помню, кое-что я уже рассказывал тебе о ней, Гай Юлий, – начал он. – Но я рад возможности поговорить о ней еще раз. Она была глупая, простая женщина, но мне она нравилась. Мой отец, – Сулла поморщился, – был неисправимым пьяницей. Мы происходим из древнего рода, Гай Юлий. Но мы не жили так, как полагается жить людям нашего происхождения. Мы были настолько бедны, что не могли позволить себе даже одного раба. Если бы не помощь старого рыночного учителя, я, патриций из рода Корнелиев, не умел бы читать и писать! Я никогда не проходил военную подготовку на Марсовом поле, не обучался верховой езде, не был учеником какого-нибудь судебного адвоката. Не знаю ни военной науки, ни риторики, ни общественных наук – ничего не знаю. В этом виноват мой отец. А Клитумна вышла за него замуж, и мы стали жить у нее. Кто знает? Может быть, если бы отец и я продолжали обитать в нашей норе в Субуре, однажды я сошел бы с ума и убил бы его, нанеся богам такое оскорбление, за которое нет прощения. А так – до самой его смерти основное бремя она взяла на себя, и я был свободен. Да, я любил ее.

– Она тоже тебя любила, Луций Корнелий, – сказал Цезарь. – Завещание ее очень простое. Все, что она имела, она оставила тебе.

Спокойно, спокойно! Не слишком радуйся, но и не сильно горюй! Человек перед тобой очень проницательный, он хорошо разбирается в людях.

– Она оставила мне достаточно денег, чтобы войти в сенат? – спросил Сулла, глядя Цезарю прямо в глаза.

– Более чем достаточно.

Сулла обмяк:

– Мне… трудно… поверить в это! Ты не ошибаешься? Я знаю, у нее был этот дом и вилла в Цирцеях, но не думаю, что было что-то еще.

– Напротив, она была очень богатой женщиной. Инвестиции, акции, проценты в ряде компаний, а также дюжина торговых судов. Советую тебе избавиться от кораблей и акций и на вырученные деньги купить недвижимость. Чтобы удовлетворить цензоров, твои дела должны находиться в исключительном порядке.

– Это сон!

– Я могу понять твои чувства, Луций Корнелий. Будь уверен, все это реально. – Цезарь говорил спокойно, так как посчитал реакцию Суллы естественной.

– Она могла бы еще жить и жить, – произнес Сулла с удивлением. – В конце концов, у меня счастливая судьба, Гай Юлий. Никогда не думал, что смогу сказать так. Мне будет не хватать ее. Надеюсь, в будущем мир признает, что самую большую инвестицию она сделала своей смертью. Ибо я намерен стать гордостью своего класса и сената.

Хорошо ли он сказал? То ли он сказал, что хотел услышать Цезарь?

– Я согласен, Луций Корнелий. Твоя покойная мачеха была бы счастлива узнать, что ты плодотворно используешь ее завещание. – Цезарь по достоинству оценил мысль Суллы. – Надеюсь, больше не будет диких пирушек? Сомнительных друзей?