В качестве компромисса наша комиссия должна была периодически отчитываться перед Конгрессом. Мы приезжали на Капитолийский холм и рассказывали, как продвигается расследование, какие в нем были трудные моменты, по каким вопросам мы ушли вперед и какие сделали выводы на данный момент. Затем законодатели рассказывали средствам массовой информации о том, что они делают в Конгрессе и что они думают, но не затрагивая того, что происходит во время расследования.
У нас было гораздо больше общественных слушаний, чем в любом другом расследовании катастрофы, в котором я когда-либо участвовал ранее. То есть для меня это оказалось нововведением. В том, что орган, проводящий расследование, был публичной организацией, имелись свои плюсы и минусы. К первым можно отнести то, что это позволяло нам дать широкой общественности отчет о ходе работ, но также у некоторых людей появлялась возможность покрасоваться перед камерами».
Как вице-председатель комиссии Армстронг в силу занимаемой должности присутствовал во всех подкомитетах. «Возможно, я посвятил большую часть своего времени этой катастрофе, потому что чувствовал, что если мы не вынесем по ней точное решение, то все остальное будет просто зря. Потому я хотел быть ближе к этому». Председатель каждого комитета решал, какие вопросы они будут рассматривать, и каждый устанавливал собственное расписание слушаний и докладов, а также поездок на объекты, где они осматривали оборудование, чтобы понять, как оно работает. «В департаменте юстиции мы позаимствовали систему для отслеживания всей информации и документов, а также правильного их хранения так, чтобы мы могли в любой момент могли извлечь из нее все, что захотим. Все данные были как в письменном виде, так и внесенные в компьютер, и это хорошо, поскольку в результате расследования мы создали почти 6300 документов, в которых насчитывалось в целом 122 тыс. страниц, кроме того, было 12 тыс. страниц, относящихся к следствию, и 2800 страниц расшифровок звукозаписей», – добавил Нил. Армстронг отчасти провел собственное частное расследование, разыскивая информацию и идеи с помощью личных контактов, которыми он обзавелся за тридцать лет работы в NASA и аэрокосмической отрасли. «При случае я говорил с людьми с глазу на глаз. На это не было никаких запретов со стороны нашего председателя, поэтому я делал это, не колеблясь.
Думаю, мы пришли бы практически к тем же выводам и без публичных слушаний. Что же до того, продвигалось бы без них расследование быстрее, то, поскольку доказательство нашей гипотезы [о том, что “причиной катастрофы шаттла Challenger стало разрушение уплотнительного кольца твердотопливного ускорителя… из-за конструкторских просчетов, которые сделали конструкцию чрезвычайно чувствительной к множеству различных факторов”, в том числе к низкой температуре воздуха] появилось только тогда, когда мы наконец достали последний обломок корпуса со дна океана, конечный результат просто не мог родиться раньше».
Армстронг остался доволен финальными выводами комиссии и ее рекомендациями. «Думаю, заключения и полученные результаты были верными, и полагаю, наше описание того, как произошла катастрофа, было очень близко к идеальной точности. Имелось всего несколько противоречащих ему точек зрения и гипотез, и все они не прошли проверку временем». Нил сыграл ключевую роль, заложив основу способа мышления, который позволил создать итоговый отчет комиссии. «Я доказал коллегам, что эффективность наших рекомендаций обратно пропорциональна их количеству. Чем меньше, тем лучше. Далее, давайте удостоверимся, что мы не велим NASA делать что-то, чего оно сделать не может». Группа выработала около шестидесяти рекомендаций, число которых в итоге было сокращено до девяти.
Что же касается знаменитого «Особого мнения» Ричарда Фейнмана, касающегося следствия по делу космического корабля Challenger, то, вопреки историям о том, что комиссия пыталась не допустить его опубликования (поскольку оно было откровенно направлено против NASA), Армстронг не имел ничего против того, чтобы физик красочно выразил свой уникальный подход к предмету рассмотрения, и присоединил его мнение в качестве приложения к итоговому докладу комиссии. Такого же мнения придерживался и председатель Роджерс. Армстронг сознавал правдивость тех слов, которые Ричард Фейнман написал в конце своего «Особого мнения», потому что он жил и дышал той же идеей с тех самых пор, как впервые поднял самолет в небо сорок лет тому назад: «Чтобы технология была успешной, реальные обстоятельства должны ставиться выше пиара – ведь природу нельзя одурачить»[118]
.В субботу 1 февраля 2003 года раздавшийся с утра телефонный звонок друга заставил Армстронга прильнуть к телевизору, стоявшему в гостиной. Погиб еще один космический шаттл. Всего за несколько минут до посадки по расписанию на мысе Канаверал челнок Columbia, возвращаясь из шестнадцатисуточного полета STS-107, развалился на части над Техасом высоко в атмосфере Земли.