— Они говорят, что если вы не захотите ждать, то объективно
сыграете на руку фашизму.
— И потому тюрьма — лучшее место для ваших бывших товарищей.
— Оки говорят, что им очень жаль, но иначе сейчас невозможно.
— Они говорят, они говорят… А ты молчишь.
— Да, молчу.
Он посмотрел на него. Уже становилось жарко.
— Значит, ты меня предаешь?
Он не сказал: «нас предаешь», и был прав, потому что предательство затрагивает живую плоть, человека в единственном числе, и т. д.
— Нет. Я выхожу из партии…
Все это в [условном] нереалистическом стиле. Французы правы, но их разум нас подавляет. Поэтому я выбираю арабское безумие, безумие угнетенных.
3) — Вспомни 1936 год.
— Я занимаюсь терроризмом не на стороне коммунистов. А против
Франции.
— Я француз. Она тоже.
— Знаю. Ничего не поделаешь.
— Значит, ты меня предаешь.
Глаза Саддока блестели каким-то горячечным блеском.
*
Если я в конце концов выберу хронологический порядок, то мадам Жак или доктор будут потомками первых колонистов Мондови.
Не будем жаловаться, говорит доктор, представьте себе на минуту, как наши прародители… и т. д.
*
4) — Отец Жака убит на Марне. Что осталось от этой безвестной
жизни? Ничего, неосязаемое воспоминание — легкий пепел крыльев
мотылька, сгоревшего в лесном пожаре.
*
*
Летний лагерь в Милиане, утром и вечерам в казарме сигналы рожка.
*
Любовь: ему хотелось, чтобы они не имели до него ни мужчин, ни прошлого. И единственной такой женщине, которую он нашел, он посвятил свою жизнь, но сам никогда не мог быть ей верен. В общем, он хотел, чтобы женщины были такими, каким он не был сам. А его собственная натура толкала его к иным женщинам, похожим на него, которых он любил и овладевал ими яростно и страстно.
*
Отрочество. Его жизненная сила, вера в жизнь. Но он харкает кровью. Неужели жизнь — это больница, смерть, одиночество, весь этот абсурд? Отсюда разбросанность. Но в глубине души: нет, нет, жизнь — это другое.
*
Озарение по дороге из Кана в Грае…
И он знал теперь, что, даже если в душе его вновь воцарится прежняя сушь, он вечно будет благодарен всем сердцем, всем своим существом за то, что ему однажды, быть может, только однажды, но все же дано было…
*
Начать последнюю часть такой картиной:
слепой осел из года в год терпеливо ходит вокруг водокачки, вращая колесо, терпит побои, жестокий климат, солнце, мух, терпит и терпит, и благодаря этому нескончаемому круговому движению, с виду бесплодному, мучительному и однообразному, из-под земли непрерывно бьет струя воды…
1905. Война в Марокко Л.К. А на другом конце Европы — Каляев.
*
Жизнь Л. К. Вся целиком подневольная, за исключением его воли быть и выстоять. Сиротский приют. Сельскохозяйственный рабочий, вынужденный жениться. Вся его жизнь складывается вопреки его воле — а потом война его убивает.
*
Он приходит к Гренье: «Такие люди, как я, должны повиноваться, я это понял. Они нуждаются в принудительном соблюдении неких правил. Религия, любовь и т. п. — это для меня невозможно. Поэтому я решил повиноваться вам». Что из этого получается (новелла).
*
В общем, он так и не знает, кто его отец. Но кто же он сам? 2-ая часть.
*
Немое кино, он читает бабушке титры.
*
Нет, я вовсе не хороший сын: хороший сын тот, кто остается. А я скитался по свету, изменял ей ради честолюбия, славы, бесчисленных женщин.
— Но ты любил только ее?
— Ах! Я любил только ее?
*
Когда у могилы отца он чувствует, что ход времени нарушается, это и есть смещенное время книги.
Он человек излишеств: женщины и т. п. И вот [чрезмерность] в нем наказана. Отныне он знает.
*
Тревога, которую вызывают в Африке сумерки, когда ночь стремительно опускается на море, на высокие плато или на вздыбленные горы. Это священная тревога, трепет перед вечностью. Тот же самый, который некогда в Дельфах заставлял людей воздвигать храмы. Но в Африке храмы разрушены, есть лишь эта нестерпимая тяжесть на сердце. Как они умирают! Молча, отвернувшись от всего.
*
Они не любили в нем алжирца.
*
Его отношение к деньгам. Связанное отчасти с бедностью 'он ничего не покупал себе), а с другой стороны — с гордостью: он никогда не торговался.
Исповедь перед матерью в конце.