Первый день войны

У края небольшой дубовой рощи на покрытом травой косогоре сидело человек двадцать вооруженных людей. По внешнему виду было трудно определить – кто они? На ком-то из них был старый немецкий мундир со споротыми нашивками и погонами. Кто-то был одет в поношенную гражданскую одежду. На ком-то были грязные, закопченные робы заключенных концлагеря. Люди лениво нежились на горячем июньском солнце и изредка перебрасывались ничего не значащими словами. Наконец, один из них, видимо старший, дал короткую отрывистую команду на немецком языке. Люди поспешно вскочили с земли и выстроились в шеренгу. Вдалеке на проселочной дороге появилось небольшое облачко пыли. Постепенно оно стало расти. Вскоре из облака вырос сверкающий полированными боками легковой автомобиль. Скрипнув тормозами, он остановился рядом с шеренгой. Дверь автомобиля распахнулась, и из него вышел немецкий офицер. Стоящий перед шеренгой человек в вельветовой куртке и старых польских армейских брюках с немецким автоматом на плече громко крикнул: «Смирно!» и, повернувшись кругом, подошел к офицеру.

– Господин лейтенант! – доложил он. – Группа по вашему приказу построена. Командир группы, фельдфебель Ульрих.

Офицер, не отвечая на приветствие, обошел строй и, затем, остановившись рядом с фельдфебелем, торжественным голосом сказал:

– Солдаты, сегодня вам предстоит выполнить важное задание, порученное нам, лично адмиралом Канарисом. Не удивляйтесь тому, что вы будете делать. Вы должны знать только одно – все, что вы делаете, служит интересам Германии и нашего фюрера – Адольфа Гитлера!

Строй безмолвно выслушал слова офицера. Тот обратился к фельдфебелю:

– Вы узнали, куда увезли Скавронского?

– Так точно, господин лейтенант, – ответил фельдфебель. – Его держат в деревне Ледницы. Рядом с ней находится большой концентрационный лагерь, куда свозят поляков и евреев со всей восточной Польши. Именно поэтому я переодел часть своих людей в одежду заключенных.

– Каков ваш план, фельдфебель? – поинтересовался лейтенант.

– Мы разыграем нападение на лагерь польских партизан. – ответил фельдфебель. – После этого ворвемся в дом, в, котором держат Скавронского, и освободим его.

– Хорошо! – согласился лейтенант. – Постарайтесь обойтись без жертв. Но если вам окажут вооруженное сопротивление, не задумываясь, применяйте оружие. Я на машине буду ждать вас на окраине деревни.

– Слушаюсь, господин лейтенант!

ПОЛЬША. ЛЕДНИЦЫ. 21 июня 1941 года…

Когда Горбенко открыл глаза, то ему показалось, что он сейчас умрет. Всё его тело нестерпимо болело, а в голове беспорядочным хороводом мелькали несвязанные обрывки мыслей. От сильного головокружения его немного подташнивало, и он никак не мог сосредоточиться и понять, что происходит вокруг. Он с трудом напряг память. Попытался ухватиться за одну мысль, другую… Вначале ему это не удавалось. Но он делал это снова и снова и, наконец, ценой неимоверных усилий смог заставить свой разум вновь подчиниться телу. Скосив глаза в бок, Горбенко увидел сидящего на табурете высокого эсэсовца.

– Как самочувствие? – нагловато осклабился тот и, нагнувшись, похлопал Горбенко рукой по плечу. – Никогда бы не подумал, что у вас такие буйные эротические фантазии. Да еще и о вашей родной сестре! Просто до неприличия!

Эсэсовец выпрямился и, запрокинув голову, громко захохотал.

– Вы ей, над-еюсь, нич-его не скаж-ете? – с трудом ворочая непослушным языком, прошептал Горбенко.

– Да уж придется! – эсэсовец оборвал смех и потянулся к лежащей на столе пачке сигарет.

Он закурил и, выпустив перед собой облачко дыма, с недовольным видом посмотрел на Горбенко.

– К сожалению, вы не сказали с каким заданием прибыли сюда. А колоть вас ещё раз врач запретил. Сердце может не выдержать, – эсэсовец сделал паузу и вновь выпустил изо рта облачко дыма, на этот раз прямо в лицо Горбенко. – Придется, видимо, использовать более простые способы добывания информации, – с угрожающей интонацией в голосе сказал он. – Вы пока посидите, придите в себя, а мы сейчас приведем сюда вашу мнимую сестру. Возможно, она поможет развязать вам язык.

Через полчаса эсэсовцы втолкнул в комнату, дрожащую от холода и страха Зосю Скавронскую – высокую молодую девушку с копной густых длинных черных волос. Девушка была одета в пеструю домотканую юбку и, выцветшую на солнце, сиреневую блузку. Увидев, сидящего на табурете Горбенко, она тихо вскрикнула и, закрыв рот рукой, попятилась к двери. Эсэсовец взял девушку за руку и, придвинув табурет, посадил напротив Горбенко, так что их колени почти соприкоснулись. Затем принес другой табурет и со скорбным выражением на лице сел рядом.

– К сожалению, ваш мнимый брат, пани Скавронская, никак не хочет нас понять, – грустным голосом сказал он. – Может быть, вы поможете ему это сделать?