Здоровые понятия о самом главном тогда были у всех. В те времена никому и в голову не приходило ставить под сомнение значимость и величие нашей Победы. С детства, играя в «войнушку», мы старательно изображали «русских» и «немцев», а не гоблинов или десептиконов, как сейчас, причем никто не хотел быть «немцем».
Вспомнилось также, как в день сообщения о нападении маоистского Китая на дружественный Вьетнам в феврале 1979 года пацаны нашего класса пришли к военруку школы Павлу Евстихиевичу Назаренко с вопросом на полном серьёзе: «Как попасть в добровольцы, чтоб воевать за Вьетнам?» Конечно же, военрук доходчиво объяснил, что надобности в нас нет никакой, наше, мол, дело — «учиться, учиться и учиться, как завещал великий Ленин». Но каков сам порыв! К слову, «косить» от армии тогда считалось «западло». А служить все, как один, хотели в десанте или морской пехоте. Многие позже сами просились на службу в ДРА (в те времена, официальное название страны — Демократическая Республика Афганистан). Служили хорошо, в школу иногда даже приходили благодарственные письма из воинских частей.
Большинство гопников моего детства вспоминаются вполне вменяемыми пацанами. Многие из них впоследствии как бы переросли, переболели, перебороли этот возрастной недуг, и армия в этом «исцелении» сослужила хорошим лекарством. Хотя и немалое их количество ломали себе судьбы: вставали на «кривую дорожку», попадали в тюрьмы или спивались. Откровенные «отморозки» (хотя, в ту пору, такое словечко, как, кстати, и слово «братва», еще не употреблялось) тоже встречались, но их, слава Богу, были единицы.
Безусловно, группировки гопников той поры принципиально отличались от «братковских» ОПГ 90-х годов. Мне довелось как-то увидеть по каналу НТВ в телепроекте «Криминальная Россия» сюжеты про казанские ОПГ «Жилка» и «Хади Такташ» — разница колоссальная. Главная причина отличия — отсутствие, скажем так, экономической составляющей, несопоставимо меньшее влияние на молодежную среду криминального бизнеса «образца» семидесятых годов, размах которого просто смешно сравнивать с лихими девяностыми. Но многочисленные ОПГ лихого «десятилетия реформ» уже не были локальным казанским явлением, свидетельствуя об общественном «недуге» всероссийского масштаба.
Однако я веду речь лишь про семидесятые. Абсолютное большинство вчерашних гопников, повзрослев и посерьёзнев, шли работать, заводили семьи, некоторые даже получали высшее образование. Но я до сих пор не могу понять, что за бес вселялся в души обыкновенных пацанов?! Отчасти понятно: подростковый максимализм, «понты», бравада, общественный вызов, желание привлечь к себе внимание. Плюс, своего рода, протест против общепринятых норм поведения и правил жизни, ощущение силы, околокриминальная псевдо-романтика. Строптивость и агрессивность, как способ защиты. Но что еще?
* * *
Не бойтесь быть хорошими!
Помню, как-то Куцый целый день ходил и напевал в школе песенку старушки Шапокляк из мультфильма «Крокодил Гена»: «Кто людям помогает, тот тратит время зря, хорошими делами прославиться нельзя!». Я еще спросил его, чего, мол, распелся-то? Он в ответ:
— А чё-ё, не так что ли?
— Ну, Куцый, — отвечаю, — ты не прав!
— Да хули не прав-то, бля?! Пра-а-льно, хорошее сделаешь, никто и не заметит! Вон Филиппок
Почему-то тогда среди многих наших пацанов считалось: вежливость, учтивость, доброжелательность — свидетельства мягкотелости, слабости. А слабых бьют! Вот и «старались» вовсю, выпендривались друг перед другом и всеми вокруг, как могли. И потихоньку, незаметно, исподволь подобная гипертрофированная норма общения формировала некую постоянную жесткую поведенческую установку, выйти из которой у многих уже не получалось. Засасывало. Зачастую ссору можно было легко загасить, но не-е-ет! «Кодекс чести» не позволял.
Общепринятыми, универсальными были даже походка и выражение лица. «Конкретному» пацану полагалось ходить не спеша, вразвалочку, чуть скосив стопы внутрь, руки непременно в карманах. На подчеркнуто безразлично-нагловатом лице как бы было написано: «Ну, чё-ё надо-то? Отвалите все!» Желательно что-нибудь жевать или курить, время от времени сплевывая на землю. Хрипловатый смех звучал толчками и напоминал кашель. Слова произносили немного в нос, растягивая и гнусавя.