Первый дон

— Святейший Папа и я более всего хотим, чтобы здоровье моей сестры пошло на поправку. Если она умрет, мы возложим вину на тех, кто оказывал ей гостеприимство, их город. Я ясно выразился?

— Я должен воспринимать эти слова как угрозу? — спросил Эрколе.

— Я уверен, что вы меня поняли, — голос Чезаре стал жестче. — Моя сестра не должна умереть. Если такое случится, она умрет не одна!

Чезаре и врач пробыли у постели Лукреции несколько дней. Наконец врач решил, что для выздоровления необходимо кровопускание. Лукреция отказалась.

— Не хочу, чтобы из меня выпустили всю кровь! — кричала она, мотая головой, пытаясь вырваться, хоть сил совсем и не было.

Чезаре сидел рядом, держал, успокаивал, взывал к голосу разума.

— Ты должна жить для меня. Иначе для чего жить мне?

Лукреция, наконец, перестала сопротивляться и уткнулась лицом в грудь Чезаре, чтобы не видеть, что с ней будут делать. Врач сделал несколько надрезов на лодыжке и выпустил столько крови, сколько посчитал необходимым для выздоровления.

Уезжая, Чезаре пообещал Лукреции вскорости вновь навестить ее, потому что теперь он жил в Чезене, всего в нескольких часах езды от Феррары.

* * *

Лукреция не умерла. После кровопускания начала медленно поправляться. Стала вновь ощущать тепло своего тела, уже не обливалась потом, больше бодрствовала, не проваливалась в долгий, глубокий, без сновидений сон, больше похожий на обморок. И хотя ребенок родился мертвым, здоровья и энергии у нее прибавлялось с каждой неделей.

Об утрате ребенка она грустила только ночью, ибо пришла к выводу, что время, ушедшее на оплакивание чего-либо, — потерянное, потому что в ее жизни было слишком много горя. И если ей хочется реализовать заложенное в нее Господом, хочется творить добро, она должна сконцентрироваться на том, что ей под силу, и не пытаться изменить недоступное. Вот так она и начала вести добродетельную жизнь.

К концу первого года пребывания в Ферраре она сделала первые шаги к завоеванию любви и уважения своих подданных, так же, как и любви этой странной и могущественной семьи, д'Эсте, в которой она теперь жила.

Старый герцог, Эрколе, первым оценил ее блестящий ум. И с течением времени стал прислушиваться к ее советам чаще, чем к советам своих сыновей, и доверял ей все более важные дела.

Глава 27

Глубокой ночью, когда Хофре и Санчия крепко спали в своих ватиканских покоях, в спальню ворвались несколько папских гвардейцев и безо всяких объяснений вытащили Санчию из их кровати. Санчия отбивалась ногами и кричала, Хофре ринулся ей на помощь.

— Это возмутительно! — заявил он молодому лейтенанту, командующему гвардейцами. — Мой отец вас за это накажет!

— Мы выполняем приказ Святейшего Папы, — ответил ему лейтенант.

Хофре бросился в покои Папы, где и нашел Александра сидящим за столом в кабинете.

— Что все это значит, отец?

Папа оторвал взгляд от бумаг, ответил сурово:

— Я мог бы сказать, что причина — аморальное поведение твоей жены, ибо слишком уж слаба она на передок, или в твоей неспособности держать ее в узде. Но на этот раз дело не в личном. Я, похоже, не могу доказать королю Неаполя, который вступил в союз с Фердинандом, важность французских интересов во вверенном ему королевстве. Людовик требует от меня принятия мер, доказывающих, что я уважаю заключенные с ним договоры.

— Но при чем здесь Санчия? — воскликнул Хофре. — Она всего лишь женщина и не причинила никакого ущерба Франции.

— Хофре. Пожалуйста! Не веди себя, как евнух, — нетерпеливо бросил Александр. — На кону благополучие твоего брата. Способность папства выполнять взятые обязательства. На данный момент Франция — наш самый сильный союзник.

— Отец, — глаза Хофре зажглись мрачным огнем. — Я не могу этого допустить, Санчия не будет любить мужчину, который не способен уберечь ее от темницы.

— Она может послать письмо своему дядюшке, королю, и попросить помощи.

В этот момент Хофре отвернулся, ибо боялся, что отец увидит ярость, перекосившую его лицо.

— Отец, я прошу еще раз, уже как сын. Ты должен освободить мою жену, иначе ты разрушишь нашу семью. А я этого не хочу.

Александр в недоумении воззрился на Хофре. Что он такое говорит? С самого дня приезда от Санчии были одни хлопоты, и он ничего не сделал, чтобы укротить ее. И каков наглец! Решается указывать отцу, более того, Святейшему Папе, как вести дела святой матери-церкви!

Но, отвечая сыну, Папа изгнал из голоса все эмоции:

— Именно потому, что ты — мой сын, я прощаю тебе это прегрешение. Но если ты посмеешь еще раз заговорить со мной в подобной манере, твою голову поднимут на пике и я лично обвиню тебя в ереси. Ты понял?

Хофре глубоко вдохнул.

— Сколько времени моя жена проведет в тюрьме?

— Спроси короля Неаполя, — ответил Александр. — Решать ему. Как только он согласится, что корону Неаполитанского королевства должен носить Людовик, твоя жена выйдет на свободу. — Хофре повернулся, чтобы уйти, когда его догнали слова отца. — С этой минуты тебя будут охранять день и ночь, чтобы уберечь от искушения.

— Могу я повидаться с ней? — только и спросил Хофре.

На лице Александра отразилось изумление.