По просьбе супруги заставил плотников обновить часовенку, установленную над Святым колодцем. От курчан слышал, что этот колодец был отрыт еще преподобным Феодосием Печерским, отроком жившим в Курске много веков назад. Будто бы еще во времена Владимира Святославич, крестителя Руси. Источник считался целебным, и курчане в день перенесения мощей святого, 14 августа, совершали крестный ход к источнику и торжественный молебен в честь Феодосия.
За годы старая часовенка сильно поблекла и видом и крепостью. Вот и пришлось обновить. Даже не обновить, а практически выстроить заново.
— Спасибо, Лешенька, — искренне благодарила супруга, приняв близко к сердцу заботу о часовенке. — Благое дело сотворил. Господь за то возблагодарит.
— Спасибо, батюшка-воевода, — кланялись и курчане, с гордостью хранившие память о своем прославленном святостью и чудесами земляке. — Преподобный Феодосий не оставит тебя своими молитвами.
В первых числах октября из Белгорода пришло сразу два известия. В первом белгородский воевода Петр Скуратов просил помощи в розыске нескольких воров, учинивших бунт в землях митрополита Белгородского и Обоянского Мисаила. Среди главных заводчиков значились жители сельца Грайворона Федька Озеров, Трошка Чепурной да Ромашка Житков, которые значились в бегах. И могли скрываться в городах и селениях Курского уезда. Среди заводчиков значился и курский юродивый Юрша, невесть как оказавшийся в Грайвороне и вместе с другими крестьянами не давшийся в руки стрельцам, посланным белгородским воеводой для подавления бунта.
Во втором известии воевода Большого Белгородского полка Леонтий Романович Неплюев приказывал выйти с конными ратниками в Поле и проверить острожки по всей засечной линии от Курска до Тамбова. «Предвидится набег разбойных ногайских шаек, — предупреждал он. — Надо упредить или дать достойный отпор».
— Я возьмусь за сыск бунтовщиков, — сразу расставил все по своим местам Петр Васильевич Шереметев, покряхтев по-стариковски для приличия. — А ты, Лексей Семенович, уж не обессудь, помоложе будешь, одень бронь — да и пройдись в поле.
— Что ж, разумно, — согласился Шеин. — Только супругу мою, Авдотью Никитичну, пока меня не будет, заботами своими не оставь, Петр Васильевич. Ныне непраздна она…
— Не оставлю.
На том и порешили.
Узнав о сути, Авдотья Никитична всплакнула. Не хотела отпускать. Только служба есть служба. Тут чьи-то хотения или нехотения во внимание не принимаются. Надо — и все! Как мог, старался успокоить, ведь не на век расставание. Параска помогла. Затихла Авдотья, спрятала слезы. Однако ходила смурная, как ночь осенняя.
ГЛАВА ПЯТАЯ,
в которой рассказывается о Белгородской засечной черте, подлежащей инспектированию курским воеводой Шеиным, и о происшествии, случившемся при этом
С тяжелым сердцем покидал Курск Шеин. А еще и с двумя сотнями казаков, конной сотней стрельцов и тремя сотнями жильцов.
Казаков возглавлял сам голова Щеглов, стрельцов — сотник Глеб Заруба, невысокий, коренастый мужик лет сорока с небольшой окладистой бородкой, черными очами и курносым носом. Старшим у жильцов был Никита Силыч Анненков. Никита хоть и не из старинного боярского рода, но и не из нововведенцев. Высок, строен, русоволос и русобород. Глаза светлые, нос продолговат и с горбинкой. Ему около сорока, но выглядит молодцевато. Знает себе цену. Да и воинское дело лучше иных понимает. Воевода в том еще во время проведения разбора убедился.
Взяты в степной поход были и приказные. Две «строки, два «крапивных семени». Хоть и не военные люди, но без них, как без рук. Коснись какой документ по итогам проверки острожка или по иному чему составить — кроме подьячих, почитай, и некому. Не самому же воеводе менять меч на гусиное перо, в самом деле?..
А вот дьячка церкви Николы на торгу Пахомия никто не брал. Он сам к воинству прибился. Увидев немолодого дьячка, восседающего на лошадке (кто-то из казаков одолжил), воевода был удивлен.
— Этот-то зачем? — спросил недовольно у своих помощников.
— Да молитвы прочесть, — не замедлил с ответом Щеглов.
— Сами разве не знаете, хотя бы «Отче наш»?..
— Знаем, — не моргнув глазом, рек казачий голова, — только с божьим служкой как-то спокойнее.
— А еще он от некоторых хворей лечить может, — поддержал Щеглова Анненков.
— Что были и небылицы мастак сказывать, слышал, но чтобы был сведущ и во врачевании — нет…
— Сведущ, сведущ, — поспешили с заверениями все помощники. А сотник Заруба к тому же добавил:
— Да и были с небылицами в походе — не камень на хребте. Лишними не бывают. С ними время как-то быстрее и веселее бежит-катится. Особенно, когда хитроумные либо душещипательные…
— А обузой дьячок этот нам не станет? — был строг воевода. — Годков-то у него десятков пять, не менее. Да и на лошади в поле скакать — не кадилом в церкви махать.
— Не станет, — был убежден Щеглов. — Во-первых, он уже не первый раз с нами в поход идет…
— А во-вторых? — хмыкнул воевода.