Первый генералиссимус России

Курчане с полей собрали урожай, свезли в овины и риги. Обмолачивают понемногу. Сено на лугах давно уж сметано в копны и стога. Хоть на подворье вези, хоть так держи. Гусиные стада на берегах Кура и Тускоря поредели, зато гусиных перьев повсюду прибавилось. Гоняет их ветер по городским закоулкам вместе с былинками соломы и сена. Играет и так и сяк…

Золотом и багрянцем сыпанул сентябрь. Колокольной медью отпели праздники Успения, Рождества Богородицы и Воздвижения Креста Господня. Прошел знаменитый на все Московское государство Крестный ход, ознаменовавший открытие торгов на Коренной ярмарке.

И во всех больших и малых делах приходилось участвовать курским воеводам. Особенно молодому, Шеину Алексею Семеновичу. Старый-то, Петр Васильевич, часто ссылался на хвори и недомогания. Правда, двунадесятые праздники не пропускал, с радостью посещал курские храмы. И в Коренной пустыни не раз побывал.

Бывал там и Шеин. А как же — не безбожник, чай! Крест золотой нательный на золотой же цепочке каждый божий день носит и ночью не снимает. Да и должность обязывает. Бывал не один, а вместе с супругой своей.

Авдотья Никитична после того, как стала прислуживать ей Параска, и про хвори свои позабыла. Целыми днями, когда ведро и ветровея нет, все на улице да на улице. То в монастырь сходят, то в иные храмы курские. А то к Тускорю спустятся, чтобы из Святого колодца воды ключевой набрать. Хаживали и до Шереметевых. Даже личико загорело. Любо-дорого на нее посмотреть. А еще как-то, когда лежали в постели, жарко шепнула, что «кажись, затяжелела».

— С того разу, как сказ про Кудеяра сказывала.

От нее же узнал, что и Параска непраздна. Что греха таить, имел виды на Параску Шеин. Ох, имел. Себе-то он врать о том не станет. Молва не врала — красавицей была Параска. И наряды, подаренные боярыней, ой, как ей шли. Словно для нее и шились. Не баба — лебедушка. Но не стал Шеин грех на душу брать, не стал стрельчиху в полюбовницы склонять. Супругу ожившую пожалел. Себя перед Господом поберег. И тем доволен.

Правда, хоть и красива была Параска, хоть и ласкова была с боярыней, только какая-то сумрачная внутри. И шутит, и смеется, и песни веселые поет, а радости-то и нет. Видно, старается скрыть это, да не всегда удается.

— Что-то ты, голубушка, ныне невесела? — заметив тень на челе стрельчихи, не раз спрашивала Авдотья Никитична. — Не захворала ли? Или дома что не так?..

— Ой! Что ты, что ты, матушка-боярыня, — засмущавшись, враз вернет Параска цвета радости на личико свое, словно хмари и не бывало вовсе. — Дурость и глупость то… бабская.

Алексей Семенович понимал, откуда тучки набегают на лик Параски. Но не вмешивался. Надеялся, что все как-нибудь само собой обойдется. Да и не по чину боярину и воеводе в дела, по сути, холопов своих вникать. На то есть, в конце концов, губной староста и губная изба со своими приставами и целовальниками.

Однако за этими делами да мелкими хлопотами не забывал Шеин и о главном — о крепости. Помнил он и о строительстве жилья для московских стрельцов, к которым уже прибыли семьи.

День-деньской стучат топорами казенные плотники, починяя ветхие места в крепостных стенах, меняя подгнившие венцы и рассохшиеся, потрескавшиеся, пришедшие в полную негодность участки кровли башен. Не бездельничают и казенные кузнецы. Мало, что оружие починяют, коней перековывают, они еще и скобы металлические делают, чтобы замененные бревна стен и башен меж собой крепче соединить.

Весь хлам, обнаруженный воеводой еще в первый обход, силами пушкарей, затинщиков да воротных давно был убран и сожжен на берегу Тускоря. Нечего мешаться под ногами. На стенах теперь можно видеть и бадьи с водой, и бочки. Но стоят они там, где и положено, не мешая свободе передвижения. И водой, чтобы огонь тушить, наполнены. А не просто рассыхаются под лучами палящего солнца.

В башнях и на отводах крепостных стен, там, где должны быть затинные пищали да пушки, плетеные корзины аккуратно поставлены. Для хранения ядер. Случись что — все под рукой: и вода для тушения пожаров, и ядра для стрельбы по врагу.

Служивые — и казаки, и стрельцы, которых приходилось также время от времени нудить на работах по устроению крепости — ворчали недовольно. Мол, не пристало им, словно люду черному, на работах тех спину гнуть. Мол, их дело — государеву службу нести, а не крепость оборудовать. Но этот ропот не больно трогал Шеина. Собаки тоже брешут много, но много ли кусают?..

Зато со стороны Шереметева Петра Васильевича поддержка в этом вопросе была полной.

— Правильно, Лексей Семеныч, делаешь, что крепость обновляешь да порядок в ней наводишь. Не дай бог, конечно, коснись что, а мы готовы любого ворога достойно встретить, хоть крымцев, хоть ногайцев.