Читаем Первый год войны полностью

В-третьих, мы подвезли недостаточно боеприпасов, а отсутствие артподготовки позволит сэкономить их и использовать в ходе самой операции.

В-четвертых, на участке главного удара мы имеем всего лишь по 16 орудий и минометов на километр фронта. Огневой эффект их будет мал, но расход боеприпасов велик. Поэтому я пришел к выводу, что лучше начать атаку без артподготовки.

Командующий фронтом посмотрел на меня с некоторым сомнением. Задумался. Затем склонился над картой и, что-то прикинув, спросил:

- А как командиры дивизий смотрят на это, каково их мнение?

- Все командиры соединений согласны со мной. Они также считают, что атаку лучше начать без артиллерийской подготовки, но вот начальник артиллерии армии генерал-майор Маляров возражает.

- А это интересно, - поднял свои густые брови командующий фронтом, его надо послушать!

Я пригласил генерал-майора артиллерии Ф. Г. Малярова, он представился Родиону Яковлевичу.

- Изложите ваши соображения, товарищ генерал, - обратился к нему командующий фронтом.

- Со всеми доводами командующего армией генерал-лейтенанта Рябышева я согласен, они убедительны, - начал Маляров. - Но полагаю, что начинать прорыв оборонительной полосы противника без артиллерийской подготовки нельзя, это противоречит требованиям устава и грозит срывом всей операции.

Внимательно выслушав начальника артиллерии армии, Родион Яковлевич улыбнулся и заметил:

- Конечно, доводы генерал-лейтенанта Рябышева заманчивы, сильны, но рискованны. История войн дает нам много образцов сражений и операций, когда полководцы старались меньше рисковать. К примеру, Наполеон почти перед каждым сражением две трети подготовительных мероприятий отводил материальному обеспечению и одну треть оставлял на долю риска. Так что без риска на войне не обойдешься. Доводы товарища Малярова убедительны, ибо основываются на уставе. Это правильно. Но еще Петр Первый, написавший "Устав воинский", сказал "Не держися Устава, аки слепой стены" и требовал применять его сообразно складывающейся обстановке.

Помолчав, Малиновский подвел итог.

- Да, риск большой. Но и соблазн захватить противника врасплох тоже велик... Хорошо! Утверждаю ваше решение. Начинайте операцию без артподготовки. Но это не значит, что артиллерия будет бездействовать. В любую минуту она должна открыть огонь по тем участкам, где враг обнаружит наше наступление. А там, где внезапность позволит нам занять первую линию обороны противника, артиллерия по требованию командиров стрелковых полков и дивизий должна немедленно ударить по второй линии обороны и опорным пунктам, лежащим в глубине боевого порядка немцев. За своевременность открытия артиллерийского огня ответственность несете в первую очередь вы, генерал Маляров.

- Ясно, - ответил я. - Мы с генералом Маляровым так и разработали момент открытия огня артиллерией. Все как будто предусмотрели.

Докладывая командующему свои соображения, я очень волновался, хотя внешне ничем не выдавал своего волнения. Боялся, что Родион Яковлевич не согласится пойти на риск и заставит проводить артиллерийскую подготовку, но когда он сказал, что согласен, я с трудом сдержал радость. Однако по второму вопросу меня ожидало разочарование. Малиновский отменил мое решение о создании подвижной танковой группы, которую мы хотели использовать для удара с тыла по славянско-краматорской группировке гитлеровцев с целью прорвать их оборону. Внезапный удар такой группы в первые два-три дня нашего наступления, пока противник еще не подтянул к Славянску свои резервы, позволял овладеть Славянском и помочь левому соседу - 37-й армии овладеть Краматорском. Так мне представлялась обстановка в период разработки плана операции. К сожалению, по указанию командующего фронтом танковые бригады были подчинены стрелковым дивизиям, действовавшим на главном направлении.

...К двум часам ночи мы разошлись на отдых. Не раздеваясь, я прилег на топчан. Напрасно питался заставить себя уснуть. Предстоящая операция волновала, беспокоил вопрос: окажется лги внезапной атака при начале прорыва оборонительной полосы противника? А если нет? Сумеет ли тогда наша артиллерия подавить огонь врага? Ведь артиллерийская плотность на километр фронта очень мала. Поддержат ли своевременно пехоту танки? Успеют ли саперы вовремя навести для них переправу через Северский Донец?

Приближалось утро 18 января 1942 года. Все командиры заняли свои места. Выйдя на свежий воздух, я попытался представить себе, как пойдут в атаку наши бойцы, как понесутся, поднимая за собой снежную пыль, танки. Наконец сигнал атаки. Войска двинулись. Немного спустя стали поступать первые донесения. Они были радостные. Атака оказалась внезапной! Врага застали врасплох!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное