Первый из могикан

Что ж, все дети обучаются, играя. Сначала агукающему младенцу дают погремушку, затем к его услугам кубики и куклы, игрушечные домики, жужжащие заводные механизмы, прятки-салочки, «Море волнуется», казаки-разбойники и дочки-матери. Но то у людей. Здесь, судя по всему, никаких кубиков и детских конструкторов не было и в помине — как видно, поднаторевшие в инопланетной сурдопедагогике «няньки» не сочли нужным развивать конечности подопечных, а заодно и соответствующие отделы их мозгов. Здесь сразу перешли к игре в пограничники на вольном вакууме. Не лезь к нам, не то получишь, бяка! Непонятно, кого же «няньки» мечтают вырастить из панцирных дебилов. Равных себе? Ой, не смешите. Вояк? Да на что им вояки, когда каждая «нянька» сама в силах растрепать эскадру? Что же получается: эта игра лишь одно из многих развивающих упражнений, а до чего-то более сложного еще не дошла очередь?

«Да».

«А я тебя не просил вмешиваться, между прочим!»

«Ты задал вопрос. Я ответил».

— Я задал его не вслух!

С некоторых пор между мной и кораблем установилось соглашение: вопросы, на которые я хочу получить ответ, я произношу голосом, вопросы риторические — мысленно. На мысленные вопросы он отвечать не обязан. Правда, и на изреченные-то вопросы он отвечает далеко не всегда. И как, интересно, я могу ему помешать отвечать, когда я не жду ответа, и вообще делать все, что ему заблагорассудится? Он мой хозяин, а я всего лишь подопечный, причем второй по значимости подопечный, вроде домашней зверушки, а первый — вон рысит с ножом в жвалах.

— Принес, Барбосина? Давай сюда. Ну давай, давай, не упрямься… Что, нет? Ну тогда метай ты…

Двускелетный нелепо вздрыгивается, мотает башкой — и снаряд летит. О, он попал! Нож-пила косо торчит в самом краю мишени, того и гляди вывалится под собственной тяжестью, но все же это попадание. Случайное, конечно…

Ой ли? Двускелетный в полном восторге валится на спину и молотит в воздухе лапами, издавая при этом серию неприятных звуков, от которых у меня мурашки по коже. Вроде как ногтями по тонкой наждачной бумаге пополам с визгом бормашины, только еще хуже. Да он же в полном восторге! Он метнул нож и попал. Он хотел попасть в мишень. У него долго не получалось как надо, но все-таки он сумел. Вот это игра!

Тоже развивающая, между прочим. Не лапы, так жвалы. А может, чуть-чуть и мозги?

Корабль молчит, но, кажется, он со мной согласен.

Хотелось бы знать, что развиваю в себе я. Умение метать ножи? Ага. При тройной тяжести. Можно подумать, это умение мне позарез необходимо.

— Ну что, хватит на сегодня, Полкаша? Я с тобой совсем забегался. А ты молодец, Тобик, ты умница, тебя скоро можно будет в цирке показывать вместе с дрессированным медведем…

Чешу ему брюхо.

Что ж, сам развлекся и дебила развлек. Умаялся и хоть ненадолго забыл о препоганых своих мыслях. Сколько на сегодняшний день осталось существовать человечеству — уже двадцать шесть суток, да? Или все еще двадцать семь?

— Несколько больше, — снова встревает корабль. — Матожидание порядка двух тысяч лет с очень большой дисперсией.

— Что-о? — Я захлебываюсь воплем. Перехватывает дыхание. Я плохо понимаю, что за зверь такой эта дисперсия, ориентируясь в основном на двухтысячелетний срок. — Повтори! Почему?

И громом фанфар звучат в моих ушах скучные слова, воспроизведенные какой-то из живых стен живых «внутренних покоев» живого корабля. И тон-то их самый обыденный:

— Общее решение принято. Твоя цивилизация просуществует отпущенный ей природой срок.

— Вы… вы отказываетесь от вмешательства в нашу судьбу? — не могу я удержаться от уточняющего вопроса.

— Ни в коем случае. Вмешательство будет продолжено, изменена лишь его форма. Вы приняты в игру.

Что-то я нынче туго соображаю…

— Кто это «мы»? Все человечество, что ли?

Только что я был вне себя от счастья. Теперь мне представляется жуткое видение: рассеянные по Вселенной десять миллиардов живых кораблей, и в каждом из них — человек и Двускелетный, играющие в ножички. Или, допустим, в салочки, а если корабль обеспечит соответствующую топографию внутренних помещений, то и в прятки. Наверняка окажется, что для нас все Двускелетные будут похожи друг на друга как две капли воды, а вот люди будут разные: настоящие… то есть женщины, мужчины, привыкшие к слову «эксмен», старики, дети… При тройной силе тяжести, между прочим! Да что тяжесть, не в тяжести дело и не в том, что возиться с дебильной черепахой унизительно даже для эксмена, а то жутко, что история человечества на этом и прекратит свое течение…

Хотя… сколько их? Может, не десять миллиардов особей, а гораздо меньше, в разы меньше? Хорошо бы это было так. И будем надеяться, что для забавы одного Двускелетного хватит одного человека.

Выкуп людьми? Что ж, если не будет иного выхода, мы дадим отступные. Человечество откупится — эксменами, конечно. Для них это тоже благо: лучше уж развлекаться детскими забавами, метать в цель всякую дрянь, играть в бирюльки, нежели аннигилировать…