Первый из первых или Дорога с Лысой горы

Поначалу жрицы любви митинговали сами по себе. Под наблюдением милиции, естественным образом, и собрав изрядное количество зевак. Однако весть о столь специфическом собрании облетела город быстро, и вскоре на улицах, впадавших в площадь, стали припарковываться раздутые важностью «мерседесы», похожие на гончих псов «вольво», провинциально неповоротливые «кадиллаки» и прочие автомобили царских кровей.

Постояв-постояв как в раздумье, автомобили распахивали бесшумные дверцы и выпускали на недостойную землю вялооких своих владельцев, которые совершенно барской походкой врубались в толпу красоток и с некоторыми из них пытались вступить в деловые переговоры.

Разнообразием вкуса пришельцы из жирных машин не отличались. В партнеры для переговоров они выбирали, как правило, дамочек ростом повыше, поподжари-стей телом и с воинственно-пышными бюстами.

Но ни одни из переговоров успехом не увенчались. Ни одна из девиц соблазну не поддалась, не польстилась на темпераментные обещания сотен американских долларов. А нетерпеливый и жутко азартный толстячок из малинового «шевроле», дважды словив издевательское «катись, цыпуля, знаешь, куда?!», вместо того, чтобы катиться по известному всем адресу, засверкал почти слипшимися глазками и выпалил, как вынес приговор:

— Полторы тысячи баксов! Поехали!

Тут на него разом набросились все красавицы, находившиеся поблизости:

— Ты, тюбик, что ли плохо впитываешь? Ты не понял еще, что не у себя в офисе-пописе кантуешься? Или отросток твой листьями зазеленел? Щас мы твои полторы тысячи знаешь куда засунем? Доставать взмокнешь!

Цыпуля опешил. И вроде даже остолбенел. Но увидев выражение лиц надвигавшихся на него красавиц, быстренько сообразил, чем все для него может кончиться, и ретировался. И правильно, между нами говоря, сделал.

«Шевроле» же его, отъезжая, обиженно дыхнул в сторону площади кляксой едкого дыма. Чего раньше за ним никогда не замечалось. Вот оно — единство человека и техники!

…Отбив наступление вялооких, митинговавшие воодушевились и стали требовать не просто депутатских мандатов («Что за жрица любви да без мандата?»), но и кресел в правительстве. Хотя бы в теневом кабинете.

— Сколько могут править страной комиссары, кухарки и каменщики?! Довели государство до того, что и вокзальным девчонкам стыдно отдаваться за деревянные!..

К этому времени на площади появился и Худосокин.

Опекаемый похожими на истуканов с острова Пасхи телохранителями, он ледоколом прополз к стоявшему перед памятником грузовику и взобрался в кузов, на котором был установлен микрофон для выступавших.

— Красавицы мои распрекрасные! Как я вас понимаю, — начал он с прокисшим лицом защитника интересов народа. — Никто, никогда и нигде не понимал вас как я. Никто, никогда и нигде не любил вас так. Вы ведь знаете это?

— Еще бы! Знаем! — подтвердили в основном почему-то представительницы Сочи, Ялты и Тамбова.

Худосокин остался доволен.

— Вот! Я понимаю всех, кто отстаивает правое дело, всех, кто, не жалея себя, трудится на благо Отечества нашего, — правую руку со сжатым кулаком он мастерски выбросил вверх. — А вы отстаиваете дело правое, как никакое другое. Вы отстаиваете свободу, вы отстаиваете право человека на любовь. И поэтому нынешние власти вас боятся. Они ненавидят вас, потому что не могут сов ладать с вами, с вашим неукротимым желанием быть сво бодными и независимыми… Официальные власти назы вают вас воплощением греховности, утверждают, что вы продажны. Чушь! Пусть оглянутся на себя самих. Вот они действительно продажны. И готовы продаваться каждому, у кого есть деньги… Так ответьте мне: нужны ли нам такие власти? Нет, нет и еще раз нет! Поэтому я призываю сменить правительство, сменить президента, выбрать новый парламент. А для этого все честные люди должны вступить в нашу партию. И вы, знающие истин ную цену любви, должны вступить в нашу партию в пер вую очередь… Если мы придем к власти и сформируем правительство, то ваша отрасль народного хозяйства будет финансироваться из государственного бюджета.