Первый из пяти

– Нет, – Сельма замотала головой, глаза наполнились слезами. – Уже больше года. Но у меня нет и ощущения утраты. Хотя, Лурд и все семейство Гантура объявили Альму погибшей. Даже детям сообщили…

Сельма заплакала.

– Я запрошу документы, – твердо заверил я. – И постараюсь найти твою сестру, если она жива.

– Ты сможешь, – улыбнулась Сельма сквозь слезы. – Ты же Первый Дож Республики.

– Спасибо, что напомнила, – недовольно проворчал я.

Казалось, в зале не протолкнуться, пары танцевали, кумушки сплетничали. Обычный прием. Только на этот раз в мою честь. Подходили граждане Трезариана. Кто-то желал здоровья и успехов, кто-то просил о помощи, некоторые самые смелые дамочки умудрились вложить мне в карман наскоро написанные любовные послания. Понимая, что долго не выдержу, я огляделся по сторонам. Чуждый для меня мир. Чуждый и скучный. Очень хотелось удрать. Но я знал, что Лаасе расстроится, а огорчать ее не хотелось. Особенно, мне недоставало Ирриче. Вспомнилось, как всего лишь час назад она прогуливалась по залу, обмахивалась веером и искоса поглядывала в мою сторону. Мне доставляло удовольствие наблюдать за ней, ловить ее недовольный взгляд.

– Скучаешь, господин Первый Дож? – раздался за спиною скрипучий голос.

Я повернулся. Алиас Ниу, Второй Дож Республики, натянуто улыбался.

– Мне нужно с тобой поговорить, генерал Маас, – потребовал Алиас, не растрачиваясь на предисловия.

– Сейчас или завтра в ратуше? – уточнил я.

– Давай сейчас, мы и так потеряли уйму времени, – пробрюзжал Ниу.

Начинались ночные заморозки, и на террасе разгуливал ветер, но мы с генералом Ниу холода не чувствовали.

Постепенно до меня начало доходить, почему Сенат и Совет остановились на моей кандидатуре и утвердили ее большинством голосов.

– Ты, наверное, догадался, что генерал Шрай был отравлен? – нахмурился Ниу.

– Да, – согласился я, с ужасом понимая, что мои самые страшные предположения оказались верны. – Как это произошло?

– Пообедал с Бартом Дином, – зло усмехнулся Ниу и добавил: – Но он понимал, что сильно рискует, поэтому написал предсмертное письмо и дал четкие указания. Дин просчитался.

– Чем отравили? Почему так быстро кремировали? – От накатившего отчаяния я сыпал вопросами.

– Тело слишком быстро начало разлагаться, церемонию пришлось проводить немедля. А яд так и не нашли. Наши анализаторы показали, что в крови не содержалось вредных и ядовитых примесей.

– А отправить кровь к стреттам не догадались? – язвительно заметил я.

– Все произошло очень быстро. Позавчера генерал обедал со старшим Дином. Потом Отто одолел кашель, на который он не обратил внимания. Затем начался отек легких, и последовала молниеносная смерть. Мы бы никак не успели связаться со стреттами. И эти кровожадные звери предпочитают общаться лично с тобой, не признают никаких дипломатов и представителей.

– Какого… генерал решил пообедать с Дином? – рявкнул я в сердцах.

– Первый Дож подозревал его в различных махинациях. Он пригрозил Дину разоблачением. Дал ему возможность остановиться.

– Почему сразу не были предъявлены обвинения? Почему этот мерзавец не под стражей?

– У нас нет прямых доказательств, что генерала отравил Дин.

– А в чем первоначально Шрай подозревал Барта? – спросил я, нахмурившись.

– В заговоре против Республики и финансовой поддержке заговорщиков.

Заговор против Республики! Ни больше, ни меньше. А доказательств виновности нет никаких. Богадельня какая-то, а не Совет Дожей.

– Какое благородство, – съязвил я. – Никому ненужное и никчемное. А куда смотрели остальные члены Совета?

Алиас молчал.

– Вы что, в поддавки играете? – прогремел я. – Сейчас же объясните мне, что происходит!

В стране происходило что-то странное. На улицах и площадях Алленчаазе стали появляться листовки, призывающие к свержению Сената и Совета пяти. Благодаря информации осведомителей были обнаружены тайники с оружием, которое не производилось ни в Республике, ни за ее пределами. Любые аресты и обыски не давали никакого результата. Снова и снова находились добровольцы печатать и распространять листовки и обустраивать тайники. На такую подпольную деятельность требовались деньги, и не просто деньги, а очень большие вливания.