Первый к бою готов!

– Быстро... – Лось взвалил на свою сутулую спину одного, я сразу последовал его примеру, и бегом мы направились в сторону отряда. Но и отряд уже двигался в нашу сторону. Встретились ближе к месту происшествия, чем хотелось бы, но мы бежали с грузом.

Лось, я даже не заметил когда, успел снять у убитого чечена бинокль. Протянул ценный трофей Петрову.

– С ПНВ[9]... Сейчас это необходимо...

У капитана Петрова, как и у других офицеров, был и свой бинокль, но без ПНВ. И даже у снайпера отряда рядового-контрактника Юдина был бинокль, но тоже обычный. И дальномер дневной. И на «СВД»[10] оптика тоже только дневная...

Петров принял бинокль как должное, но даже рассматривать сразу не стал. Понятно – стрельба могла всполошить округу. Село рядом. И те четверо – откуда они взялись? Может быть, это передовой пост нового заслона?

– Быстро... Убитых несем по очереди... – скомандовал капитан. – Прорываемся как можно дальше за село... Через восемь километров лес...

И только после этого поднял бинокль и включил ночное видение. Окуляры осветились слабым зеленоватым ободком...

* * *

...Первые потери произвели угнетающее впечатление. По крайней мере лично на меня... Даже сам почувствовал, как потяжелел, поугрюмел мой взгляд. Это пришло внезапно, как выстрел... Нечаянно осознаешь, что ты тоже смертный... Раньше в такое не верилось... И эти парни тоже, наверное, не верили, что жизнь может вот так скоротечно быть вырвана из тела пулей, прилетевшей из темноты. И даже подумать ни о чем не успеваешь, с белым светом не успеваешь проститься. Не хотел верить и я... Знал, что мы на настоящей войне... Знал, что чечены к пощаде склонности не имеют... Но все равно жило в голове какое-то ощущение легкой игры, где ты обречен быть победителем, потому что у тебя за спиной такая громадная страна, как Россия. Многие с Россией воевать пытались, мало кому это пользу принесло... А о смерти даже не думалось...

Теперь вдруг подумалось... И не стало страшно умереть, стало страшно умереть вот так, не осознав своей смерти, хотя десятки раз читал и слышал высказывания, будто бы нежданная смерть легче ожидаемой... Именно нежданность смерти показалась самым неприятным, самым больным моментом...

Это ощущение не принесло страха. Нет, страшно не стало. Только показалось очень обидным умереть вот так, после того, когда ловко и без выстрелов вырвались из окружения. Да и само окружение не казалось серьезным. В этой маленькой нашей войне, еще не ощущаемой частью той большой войны, что по всей Чечне разворачивалась, уже были первые жертвы. Но те жертвы были не у нас... Это наши солдаты приносили из дозоров чужие автоматы. И эти жертвы воспринимались как игрушечные... «Ты убит...» – скажут. Обидно, но отходишь в сторону. И с любопытством смотришь после этого, кто кого точно так же «убьет»... Но в действительности все оказалось не так... В действительности убивать умели не только мы, убивать умели и нас... И даже очень стремились это сделать...

* * *

...Мы не дошли до леса, который, как предупредил капитан Петров, лежал в восьми километрах впереди. Новый передовой дозор, которому капитан передал бинокль с ПНВ, вернулся и сообщил, что впереди сильный заслон – не менее ста человек. Нас ждут... Причем заслон только еще занимает позицию, разворачивается. Должно быть, получил приказ из леса и сразу выступил в наиболее вероятном направлении нашего пути. Недавние выстрелы заставили боевиков поторопиться и подсказали, что заслон ставится как раз там, где нужно...

Пришлось сворачивать вправо, к голым горам, где могут быть только кусты, но не может быть леса, способного укрыть. Там мы станем заметными, но времени до снятия отряда с задания осталось совсем немного, и даже в горах, вернее, тем более в горах, мы сможем подыскать удобную для обороны позицию и защищаться до прилета вертолетов. Если только погода позволит им прилететь...

Мы все, кроме капитана Петрова, слишком плохо знали войну, чтобы предвидеть последствия своего обнаружения. А капитан не был расположен делиться с нами своими опасениями и тревогами. И мы тогда еще ждали у моря погоды, не понимая, что именно погода и равнодушие людей сыграют с нами такую злую шутку...

Мы сами не знали, чего ждали, мы надеялись на капитана Петрова, потому что он был нашим командиром и вел нас. Семьдесят лет советского человека отучали ходить самостоятельно... И в нас тоже самостоятельности не было. Мы были стадом, а капитан Петров был пастухом... И от того, насколько хорош пастух, зависела наша судьба...

Конечно, это армия, и в армии существует единоначалие, и без этого не бывает армии... Кому-то даже нравится подчиняться, нравится, когда за него другие решают, мне такое никогда не нравилось. И совсем уж разонравилось потом, после службы. Но тогда я только начинал понимать ее и, как и все, надеялся на капитана...

Но на кого же было ему надеяться...

* * *

...– Товарищ капитан... – я постучал пальцем по циферблату часов. – Сеанс связи...