Первый к бою готов!

И она пошла прямо. Она никогда в жизни так прямо и ровно не ходила. Это была совсем не ее обычная деревенская походка, походка обыкновенной женщины-колхозницы, привычной к кирзовым сапогам, которые скользят по грязи нашей улицы... Она гордо шла. И уже у выхода даже обернулась и рукой мне махнула:

– Держись, сынок... Мы с отцом ждем тебя...

Потом, через несколько лет, я и это свидание понял... Чечены пугали наших матерей, и пугали других матерей... Они таким образом нашу армию ослабляли... На нашем горестном примере... Пугали, чтобы другим неповадно было... И именно для этого нас так старательно били, так сладострастно уродовали...

* * *

...Потом вскоре нас все же обменяли всех, кроме капитана Дмитриенко, которого все еще подозревали в том, что он является офицером ФСБ, только капитана Петрова и лейтенанта Угарова положили в госпиталь. Солдатам дали месячный отпуск. Не десятидневный, не считая дороги, как полагается солдату, а месячный... Я приехал домой и почти не видел маму... Вернее, я-то ее видел. Это она меня не видела... Она пила, и ей даже самогонку приносили домой... Все та же соседка тетка Валентина... Отец тоже пил, смотрел и без того мрачным взглядом и безвылазно сидел за столом, выкуривая пачку «Беломора» за пачкой...

Родители пропивали деньги, которые всем районом собирали им на поездку к сыну в Чечню... Небывало большие для них деньги...

Ни отец, ни мать не смогли проводить меня, когда я уезжал... Уезжал назад, в Моздок, где стояла наша бригада. «Наверное, всех остальных провожают», – мелькнула обидная мысль... Тогда я еще не знал, что провожали одного Толика Волка...

Из всех бывших пленников-солдат на место службы вернулось только два деревенских парня – я и Волк. Остальные были городскими... И матери не пустили их на войну, всеми правдами и неправдами спрятав от работников военкомата и военной прокуратуры... Матери посчитали, что лучше иметь сына дезертира, чем мертвого сына...

* * *

Анжелина во сне дышала ровно. И я боялся пошевелиться, чтобы не потревожить ее сон. А потом и сам незаметно уснул, но и сны мне снились тревожные, беспокоящие, рваные. И проснулся я оттого, что Анжелина убирала со своего плеча мою руку. Не знаю, как я руку на нее положил... Наверное, во сне...

ГЛАВА ПЯТАЯ

1. АНЖЕЛИНА

Я проснулась в ужасе, который никогда еще в жизни не испытывала...

Приснилось мне, что я, еще розовощекая девчушка лет двенадцати, чистая, невинная и добрая, совершенно еще не имеющая понятия о том, что такое большая взрослая жизнь, не слышавшая и слов таких – «бизнес», «конкуренция», и оттого счастливая в своей беззаботности. Сначала я где-то в саду гуляла, и все в этом саду цвело, несмотря на прохладную сырую погоду, все радовало, и не было никакой боязни потери. А потом вдруг каким-то образом я оказалась среди людей в погонах, и это ощущение потери пришло. Я не знала еще, не понимала, что я теряю или что уже потеряла, но это ощущение во мне было устойчивым и тоскливым. Вокруг меня что-то говорили, кто-то меня обвинял, кто-то пытался защищать, но я не понимала, о чем речь, и вообще не всегда доходило до меня, что это обо мне говорят. Моментами казалось, что кого-то постороннего обсуждают, чужого человека, потому что слышались какие-то деловые термины, для девчонки моего возраста совершенно ненужные и непонятные. И потом уже, словно другой фильм включился, привиделось, что я сплю там, в милиции, в «обезьяннике», как назвал эту клетку Стас, сплю на полу, на какой-то грязной подстилке, а рядом пристроился тот бомж с червивой раной на голове. Я просыпаюсь, отодвигаюсь, а он все ко мне старается прижаться и обнять меня норовит. Рука у бомжа необычайно тяжелая и грязная. И по ней тоже всякие гниды ползают, на меня перебраться готовы.

Вот оттого и проснулась, осознавая всеми внутренностями леденящий ужас в реальности, и сначала даже показалось, что все это правда, что все это действительная реальность и есть, потому что я тяжелую руку на себе почувствовала. А когда глаза открыла, не сразу и поняла, где я нахожусь. И только постепенно вернулось ощущение ситуации – я оказалась дома у Стаса, и это он во сне меня обнял...

Какая тяжелая у него рука... Никогда раньше этого не замечала...

Когда вечером разговаривать закончили, я сначала хотела на диване лечь, отдельно. Настроение было такое, что очень не хотелось к нему не то чтобы прижаться – прикоснуться не хотелось... Страшным это казалось... А Стас засмеялся:

– Не переживай... Секс и стресс – понятия совместимые только у маньяков и других психически больных людей... Может быть, еще и у импотентов... На диване тебе будет неудобно... В этом диване хорош только дизайн – когда со стороны смотришь. Для практических целей он, увы, не предназначен. Ложись спокойно... Я сам сегодня устал неимоверно...