Первый князь Руси

Старейшины, наблюдавшие за этим, помалкивали. Слово сказано. Ряд заключен. Да и самоуправство родичей – репутации им не добавляет. Удобный повод их потом поприжать. Тем более что собачился с ними не Ярослав, а его женщина – их кровный родич, которого они, наглецы, ограбили. Хороший шаг. Красивый.

– Не любо тебе быть нашим вождем? – тихо спросил один из старейшин у нашего героя, когда никого рядом не было.

– Я дал слово, – с раздражением заметил парень.

– Но неохотно.

– Это что-то меняет? – повел бровью Ярослав. Старейшина усмехнулся, чуть кивнул, принимая ответ, и отошел к своим.

Часа полтора спустя бардак закончился. И все ушли, оставив на дворе только Любаву с Ярославом да кучу барахла. Девчонка суетилась – рассовывала все по старым местам. Парень же смотрел на все это равнодушно. Он думал о другом. Ему ведь теперь здесь жить. Какое-то время, во всяком случае. Коптиться в этом жутком жилище и кормить плантации насекомых. Да и сексом вот с этой чумазой особой заниматься. Мда. Сексом…

Для раннего Средневековья она была довольно высокой, хотя заметно ниже его. Узкое лицо с хорошо очерченным подбородком. Выступающий прямой нос с небольшой горбинкой. Аккуратные губы – не нитки, но и не пухлые пельмешки. Естественные. Приятные. Голубые глаза. Прямые волосы, достаточно густые, цвета грязной соломы. Скорее всего, если их отмыть от грязи и копоти, окажутся весьма светлыми… отмыть… Не красавица, но и не уродка. Просто обычная девчонка приятной наружности.

– Любава, – окликнул он ее.

– Ась?

– Я помыться хочу. Как в ваших краях это принято?

– Помыться? Тю. Да ты чистый. Чего тебе мыться-то?

– И тебе следовало бы. Нам ложе делить, а блохи да грязь нам в компанию не надобны. Там, откуда я родом, приговаривают, что ежели забавляться в грязи, то Бог может от ребенка отвернуться, приняв за зверя дикого.

– Так воды надо… – как-то растерянно произнесла она и скосилась на два тяжеленных деревянных ведра. Даже на вид слишком тяжелых для нее.

– Найдешь, кто ее натаскает? Этого хватит в оплату? – сказал он, достав маленькую бронзовую византийскую монетку – фолис, литье которой начали после долгого перерыва при Василевсе Феофиле.

Любава взяла монетку. Осмотрела ее со всех сторон. Кивнула и быстро удалилась за ворота. Четверти часа не прошло, как смутно знакомые парни заявились и занялись делом. Основательно. От души. Наполняя все, что Любава укажет. А потом еще и кланялись, благодаря за плату.

Несмотря на общую благоприятность момента, этот шаг оказался очередным проколом Ярослава. Дело в том, что медные и бронзовые монеты в те годы если и использовались, то исключительно локально, никак не участвуя в международной торговле. То есть, оплатив работу этим фолисом, наш герой как бы признался и расписался в том, что прибыл из Византии. Откуда же эта монета могла еще взяться? За тридесять земель ее вряд ли бы целенаправленно повезли. Ценность не та. А значит, что? Правильно. Осталась от повседневных расчетов.

Конечно, эта монета могла перепасть и в наследство после ограбления какого-то бедолаги. Но тут вступали в действие другие факторы. Например, его снаряжение. Ту сборную солянку, что он на себя надел, было очень легко собрать в Константинополе, куда стекались разные товары со всех сторон света. А внешность? По семейной легенде он вроде как происходил из терских казаков по отцу, чем объяснялись чернявость, кучерявость, прямой «греческий» нос и вытянутое суховатое лицо с карими глазами. Так что Ярослав заметно выделялся на фоне местных не только ростом и проработанностью мускулатуры, но и фактурой.

Народ здесь встречался разный. Но, в основном, принадлежал к двум антропологическим группам. Во-первых, коренастые, широколицые и черноволосые представители местного населения. Во-вторых, светловолосые, узколицые и относительно высокие славяне со скандинавами, уже век-полтора как ведущие экспансию в регион. И смешение этих популяций пока только-только начиналось. Имелись и другие, но мало. Кучерявых же не наблюдалось вовсе.