– У нас не все ладно промеж себя, – нехотя заметил Весемир, опустив глаза.
– Весемир, – пояснил Ратмир, – верховный военный вождь лишь трети племени. Есть еще один верховный, что держит вторую треть. Оставшиеся же рода живут порознь промеж нас и никому не подчиняются. Поэтому мы и смогли собрать так мало. Ведь не всех поднимешь, кому-то нужно оберегать наши земли от вторжения родичей. Да ты и сам не велел брать тех, у кого нет щита и копья, дабы попусту жизни не губить.
– Вы на ножах с другими кривичами?
– Лучше, чем с радимичами, но не сильно.
– И волхвы Перуна, стало быть, при том великом вожде не вашего рода?
– Так, – грустно кивнул Ратмир.
– А раньше вы сказать не могли? – раздраженно фыркнул Ярослав и удалился. Чуток подергался, раздраженно шипя на этих чертовых молчунов, что до могилы доведут своими страхами и переживаниями. И отправился к Григорию. Требовалось с ним что-то решать.
Единственным разумным вариантом было взятие заложника. Того же сына. С отправкой его отцу ближайшим торговым караваном викингов. Очень уж не хотелось возвращаться к разбитому корыту. А Григорию станет помножить на ноль городище, вырезав всех его обитателей, и взять в плен близких и важных Ярославу людей. Прежде всего Преславу.
Но до этого не дошло…
– Я пойду с тобой.
– Что? Зачем?
– Я подумал над твоими словами. И думаю, что ты прав. Не понимаю, как мы прозевали такую угрозу. По сравнению с ней – арабы ничто. Легкое беспокойство на наших границах.
– А ты вправе так распоряжаться дружиной? Кузен жены с тебя не спросит за нее?
– Это – моя дружина, набранная на мои деньги. И только я вправе ей распоряжаться. Кроме того, я не отдам тебе сына в заложники. Ты ведь за этим пришел?
Неожиданный поворот и неприятный. Григорий мог предать в разгар боя, дабы слить Ярослава и его людей. Ведь прямое столкновение со столь представительным ополчением можно было и не пережить. А вот если с одной стороны ударят викинги, а с другой византийцы – другое дело.
– Ты должен принести мне клятву верности, – чуть подумав, заявил Ярослав.
– Это невозможно! Я уже поклялся в верности твоему брату!
– Проклятье! Я не смогу тебе доверять, если ты перед строем не поклянешься, что на время похода ты и твои люди будут мне верны. На пути к бою, в сражении и после него. Пока вы не покинете верховья Днепра. А там уже делайте что хотите.
– Моего слова недостаточно?
– А ты бы мне просто так поверил? Не забывай – ты пришел меня убить.
– Нет, – покачал головой Григорий. – Я пришел решить проблему. Именно поэтому я и иду с тобой. Викинги – вот проблема. Ты же, если останешься в этих краях, будешь очень полезен.
– Я рад слышать такую лестную оценку, но без твоей клятвы мы никуда не пойдем. Выбирай. Или клятва – или заложник. В случае если ты пойдешь со мной – заложник останется в замке и, если со мной что-то случится, Преслава перережет ему глотку. Я не могу тебе доверять. Кириллу и Константину – тоже, но они смертники. Им другой дороги нет, поэтому они вынуждены быть мне верными. Пока. А ты – нет. Что тебе мешает предать меня в бою? Одним махом и викингов остановить, и от меня избавиться?
– Хорошо, – нехотя произнес Григорий. – Я поклянусь в верности тебе на время похода.
– Перед строем?
– Перед строем.
– Неужели ты поверил мне? А вдруг я тебя обманываю?
– Я воевал с болгарами. Я знаю цену славянской угрозы. И представляю, каким ужасом для Империи обернутся полчища голодных викингов, жаждущих наживы. Особенно если это совпадет с очередным обострением на юге или востоке. Нас просто сметут. Это поистине страшная угроза, которую мы едва не проспали.
– Было бы странно, если бы не проспали. Не для красного словца. Честно. Константинополь проклят. Я видел его прошлое и видел его будущее. Оно мрачное.
– Никому не дано знать будущее, – твердо произнес Григорий.
– Если все будет идти так, как идет, то в середине XV века от Рождества Христова Константинополь займут магометане, а Святая София превратится в мечеть. Навсегда. Еще раньше, в самом начале XIII века от Рождества Христова, Константинополь возьмут латиняне.
– Но почему?
– Потому что борьба за первенство между Патриархом Константинополя и Папой Римским приведет к Великому расколу в середине XI века от Рождества Христова. Они, правда, и сейчас почти на ножах. Но их грядущее отлучение друг друга будет недолгим и, в целом, безболезненным.
– Почему ты говоришь «от Рождества Христова»? Ведь добрый христианин должен мерить лета от сотворения мира.
– Добрый христианин должен мерить от Рождества Христова, на то он и христианин. А всякие безграмотные болтуны мне неинтересны, как и их мнение. Они бредят, что-то там высчитывая по своим больным фантазиям. Я видел кости, окаменевшие от древности. Кости животных, которые вымерли многие миллионы лет назад. Я видел кости людей, живших десятки тысяч лет назад. Нашей Земле четыре с половиной миллиарда лет. А эти… в рясах… они не ведают, что творят. Им неизвестны законы Божьи, которые властны над землей, водой и небом…
– Какие такие законы?! – окрысился Григорий.