С наблюдательного пункта видно было движение неприятельских колонн по направлению к Егорлыцкой дороге. Между тем в резерве оставались лишь две роты Офицерского полка, то есть около 200 штыков. Быстрым шагом вышли офицеры из Лежанки, рассыпались в цепи и залегли недалеко от дороги. Густые неприятельские цепи подошли уже на полторы тысячи шагов к дороге и открыли беглый огонь. Пулеметы трещали не смолкая. Над залегшими добровольцами непрерывно рвалась шрапнель. Офицеры лежали как мертвые – ни одного выстрела в ответ.
Движение неприятеля замедлилось; цепи его залегли. Лишь какие-то всадники, как потом говорили, матросы, носились по цепям и стегали солдат плетьми. Большевики поднялись и быстро двинулись вперед. Опять никакого ответа. Неприятель опять залег. Еще и еще раз то же самое; все то же молчание. Наконец, когда красные подошли к офицерам шагов на пятьсот, те встали и молча двинулись вперед.
Где же враг? Только пятки сверкали в воздухе. Все долой. Винтовки, шапки, шинели, пулеметы, сапоги – вот все, что осталось от нескольких красных батальонов. Пустили конницу вдогонку, и 500 трупов показывали дорогу отступления. В двух офицерских ротах ни одной потери. Так второй раз под Лежанкой полк показал, как дерутся офицеры.
Телефонную линию с Егорлыцкой восстановили, но обоз уже без всякого прикрытия выслали на Дон. В Великую субботу вечером 21 апреля вышли транспорты из Лежанки. Опять ужасный норд-ост не дает покоя. Страшный холод пронизывает насквозь. Ветер поднимает тучи морозной пыли и засыпает глаза. Негде остановиться, чтобы хоть на минуту укрыться от стужи. Курить запрещено; можно нарваться на разъезды красных, прямо беда. Но вот навстречу несутся отдаленные звуки колокола. Бьют к пасхальной утрене, и обоз втягивается в Егорлыцкую в самую пору. Успели обмыть с себя грязь, выколотить платье и попали еще к церковной службе.
– Христос воскресе, – возгласил батюшка.
– Воистину воскресе, – ответили радостно и казаки, и добровольцы.
Объятия были искренними. Все старое забыто. Угощали казаки на славу. Явилась и водочка, и винцо. Столы трещали под окороками, гусями, заливными поросятами, пасхами, куличами и прочей снедью. Забыли про большевиков и разговелись по-настоящему. Но глаза слипались; хозяева разостлали тулупы и попоны на полу, накрыли чистыми простынями и оставили гостей в покое. В первый раз после трех месяцев удалось раздеться и лечь на чистое белье.
На другой день Пасхи в Егорлыцкую пришел и Офицерский полк. По дороге добровольцы разрушили, и весьма основательно, железнодорожную линию, соединявшую Егорлыцкую с селом Торговым, что и прекратило периодические нападения броневых поездов с юга.
Первый и второй отряды армии, высланные из Лежанки, успешно исполнили свои задачи. Гуляй-Борисовка была взята после ожесточенного боя, и местные большевики рассеялись. Второй же отряд, поддержав казаков под Егорлыцкой, двинулся вместе с ними на Мечетинскую, затем были взяты обратно у красных Хомутовская и, наконец, Ольгинская. В то же время и генерал Попов со своими казаками вышел также из зимовников. Сломив сопротивление большевиков в Черкасском округе, казаки освободили и свою столицу – Новочеркасск.
К началу мая 1918 года от большевиков были очищены: Черкасский округ, северная часть Сальского и почти весь Ростовский округ. В последнем красные держались лишь по владикавказской железной дороге, от Батайска до Кущевской и западнее этой линии. Ростов занимали пришедшие через Украину немецкие войска. Немцы делали попытки, через посредников, войти в сношения с добровольцами, но командующий армией и генерал Алексеев решительно отказались от каких-либо разговоров об этом, хотя союзники совсем не исполнили своих обещаний. Так и простояли весну 1918 года обе армии недалеко друг от друга, не завязывая никаких сношений, пока добровольцы не ушли на Кубань в июне месяце.
25 апреля 1918 года штаб Добровольческой армии и транспорты перешли в станицу Мечетинскую. Тридцать пять боев выдержала армия за три месяца похода. Настало, наконец, время для отдыха. Можно было позаботиться о раненых.
Санитарная часть была одной из самых слабых сторон в Ледяном походе. Медикаментов было очень мало; ничтожное их количество, взятое из Ростова и Новочеркасска, было использовано в первые же дни похода. В города армия не заходила, а сельские аптеки сами нуждались в лекарствах. Иногда захватывали кое-что у большевиков. Перевязочного материла тоже не хватало. Перевязывали рваным бельем. От недостатка медикаментов и перевязочных средств раны гноились, и больные погибали от осложнений. Тяжелым был вопрос об одежде и обуви для раненых.
Строевые части также были в лохмотьях, без белья, без сапог. Однако удачные бои давали не только снаряды и патроны, но также обмундирование и обувь. И то и другое снимали с мертвых, да так, окровавленное, и надевали на себя. Для раненых некому было доставать одежды; правда, в селениях реквизировали некоторые, самые необходимые вещи, но их было мало, и раненые были в ужасном положении.