Первый кубанский («Ледяной») поход

В Галлиполи в наш дивизион были зачислены офицеры разных расформированных артиллерийских частей. Среди них был и кадровый офицер, командовавший батареей на германском фронте, капитан Я. Нам он казался пожилым, так как ему было уже за тридцать. Тактичный и добрый, он быстро завоевал общее уважение и симпатии. По прибытии в Болгарию, где не сразу наладилась наша жизнь, его единогласно выбрали заведовать артельным хозяйством. Несмотря на прогрессирующее уменьшение отпуска сумм на довольствие, он прекрасно поставил питание дивизиона. Завел целое хозяйство – огород и свиней, – чтобы улучшить довольствие; по ночам он уезжал в горы, в далекие села, дабы рано утром попасть на базар и к жителям и достать свежие и дешевые продукты. Все мы ценили его энергию, настойчивость и удивлялись положительным результатам.

В 1923 году я покинул Болгарию и уже в Чехословакии узнал, что Домна Ивановна вышла замуж за капитана Я. Мои друзья перед Второй мировой войной ездили в Болгарию и встречали чету Я. и их подрастающую дочь.

Трогательно отзывалась Домна Ивановна о всех нас, живущих и ушедших в мир иной, и говорила, что все мы были для нее как «родные дети». Пусть мои далеко не полные и краткие записки будут моей данью благодарности этой исключительно скромной и героической русской женщине.

Д. Свидерский [427] Высшая наша награда [428]

И вспомнила седая голова: мы уходили из холодного и почти враждебного нам, добровольцам, города Ростова, последнего кусочка родной земли, где еще развевалось наше трехцветное знамя, где была еще Россия!.

Наша 3-я батарея полковника Ерогина, почти исключительно составленная из безусой молодежи, была в вагонах и на платформах на железной дороге и, приданная генералу Маркову, держала фронт против Батайска.

После приказа уходить, разгружаясь с нашего поезда почти уже в темноте на станции Заречная и снимая наши две пушки с платформ (наш «бронепоезд», который мы как-то состряпали почти из ничего), мы уже слышали страшную стрельбу в самом городе: туда вламывалась, уничтожая всех и все на пути, «красная Свобода»!.. Сатана там правил бал!..

Уже в строю мы покидали станцию Заречную, и нам уже стреляли в спину!.. Мы – Добровольческая армия: два Верховных Главнокомандующих Вооруженными Силами России, 33 боевых и опытных генерала, известных еще по Великой войне, около 700 штаб-офицеров, около 3000 обер-офицеров, юнкеров, кадет, вольноопределяющихся (и это – из многомиллионной Российской Императорской армии и даже из почти переполненного офицерством города Ростова!!), 127 сестер милосердия, 21 врач, 25 фельдшеров и санитаров и, наконец, студенты, учащиеся, девушки-доброволицы и добровольцы, почти дети, умолявшие нас записать и их в нашу армию: «Дяденьки, примите и меня с вами, ей-богу, мне скоро будет 15 лет». И это – тоже из большого города, где было сотни тысяч населения и много, много способных взяться за оружие! И вся армия наша – всего-навсего менее четырех тысяч!

Но нас вел генерал Корнилов, и мы пошли, ушли в полную неизвестность!.. По завету генерала Алексеева мы пошли зажечь где-то Светоч Божьей Правды и человеческой совести, среди красной и кровавой тьмы, уже захлестнувшей нашу Родину Россию…

Наш первый бой – большое село Лежанка, где 39-я Кавказская дивизия, ставшая уже красной, и почти все население села (иногородние) встретили нас жутким огнем и упорным сопротивлением.

Но сам Корнилов был со своими доблестными корниловцами, овеянными доблестью и славой еще в Великую войну, среди нас – молодой армии, – и блестящей стремительной атакой на село красные были сбиты и в панике бежали; нам досталось село и множество убитых в нем.

После Лежанки армия поверила в себя! Мы узнали свою силу, уже никто и ничто не страшило нас, невозможного уже не стало для нас. Бодро и с песнями армия зашагала в окружающую нас со всех сторон нашу почти бескрайную кубанскую неизвестность. Бои и походы, походы и бои… потеряны были в памяти дни, недели и месяцы! Казалось, остановилось само время!..

Как всегда, перед каждым походом, армия выстраивалась в походную колонну, каждая часть на свое назначенное место. И почти всегда наши три батареи назначались в затылок Корниловскому полку, к нашим корниловцам, как называли и очень радовались мы – батарейцы. Ждали нашего Корнилова!

Генерал Корнилов со своим штабом, проезжая части, почти всегда здоровался с Корниловским полком или другими частями. И мне хорошо запомнился следующий эпизод: в Корниловском полку было немало людей с очень хорошими, даже профессиональными голосами. Почти всегда перед походом полк пел что-либо из наших хороших, уже сложенных в добровольчестве песен. И вот, в ожидании проезда Корнилова и похода, наши славные корниловцы и заливались чудными соловьями о «Вещем Олеге» (уже переделанном), и чуть они кончили один из куплетов, как к ним подъехал Корнилов.

– Здравствуйте, мои доблестные корниловцы! – поздоровался он с ними.

И вдруг… вместо положенного ответа, к общему изумлению всех нас, слушателей, ему раздалось в ответ: