Первый кубанский («Ледяной») поход

Им и в голову не приходил весь комизм этих притязаний под обстрелом неприятельских снарядов в Ново-Дмитриевской станице на другой день после ночного штурма. Они продолжали упорствовать, пока генерал Корнилов не стукнул кулаком по столу и этим не прекратил дебаты. Соглашение было подписано. Но притязания маленьких людей с их маленьким самолюбием имели не только комическую сторону. Самолюбия эти оплачивались кровью.

Благодаря тому что кубанцы не исполнили боевого приказа и не вышли ночью в обход Ново-Дмитриевской станицы, большевики не были тогда же окружены и уничтожены. Два лишних боя пришлось выдержать в последующие дни. Убитые и раненые, а могло бы быть (если бы не отвага добровольцев) и поражение. Но об этом не думали. Недобрые чувства подымались в душе, когда случалось видеть членов Рады, проезжающих в извозчичьих колясках или верхом кавалькадой среди нашего обоза.

* * *

Моросил мелкий дождь, когда рано утром мы вышли из Ново-Дмитриевской станицы. Широкая, однообразная равнина. Мелкий кустарник. Тут и там группы больших деревьев. В отдалении двигалась конница. Это уже была длинная линия, протянувшаяся по горизонту.

Мы знали, что предстоит штурм Екатеринодара. И при виде этой многочисленной конницы, двигавшейся в отдалении, уверенность крепла в своих силах. Екатеринодар будет взят.

Обоз продвигался медленно, с частыми остановками. Шел бой перед станицей Георгие-Афипской. Оттуда на Екатеринодар тянулась каменная дамба и железнодорожный мост через Кубань. Как обычно, в обозе ходили слухи то тревожные, что наступление наше оборвалось, то напротив, что большевики обойдены и бой идет на улицах станицы. Остановка обоза отчего-то долго задержалась. Потом был дан приказ двигаться как можно скорее. Мы тронулись на рысях длинной цепью по луговине.

Впервые показалась высокая насыпь железной дороги. Видно было, как голова обоза подымалась наверх, перекидывалась и скрывалась за насыпью. Мы уже ехали во всю скачь. Направо совсем близко от дороги за копною сена стояло орудие с высоко поднятым дулом. Вокруг орудия несколько человек – артиллеристов – держались наготове. Из-за деревьев вдали показался дымок. И тотчас из нашего орудия раздался резкий, металлический звук выстрела. И от этого выстрела, как от удара бича, лошади понеслись еще быстрее. Миновали лесок. На далеком протяжении стала видна каменная дамба и в конце надвигающийся на нас в клубах дыма бронированный поезд. Снаряд один, другой, третий разорвались в нескольких саженях от нас. Под колесами застучали камни.

Мы выкатились на железнодорожную насыпь. Толчки раз, два на рельсах, и мы покатились вниз по ту сторону насыпи. Вдоль полотна дороги, укрывшись за насыпью, лежала цепь наших стрелков. Орудийные выстрелы, разрывы снарядов, треск ружейной стрельбы. Через мост. В глубине, в обрывистых берегах речка. Обозные повозки вкатываются в улицу станицы и скрываются за поворотом среди садов. Отряд кавалерии, как мы узнали после, не выполнил данного ему поручения; полотно железной дороги осталось невзорванным, и бронированный поезд мог перерезать нам путь. Он был остановлен огнем нашей артиллерии.

Обоз счастливо успел проскочить, но мне З. сказал, что Офицерский полк понес потери. Я долго ходил по улицам станицы, разыскивая расположение нашей роты. Случайно я зашел в одну хату. В комнатке как будто никого не было, полный беспорядок, все перевернуто вверх дном. Сундуки с открытыми крышками, валялось на полу тряпье, разломанный пустой шкап, разбросана побитая посуда. С постели кто-то поднялся. В темноте нельзя было разобрать. Приглядевшись, я узнал капитана Займе. Осунувшееся лицо. Глаза воспаленные. «Что с вами, капитан?» – «Да так, что-то нездоровится», – ответил он, стараясь показаться бодрым. «А это что?» – «Эх, разбойники, что понаделали». Я думал, что это работа большевиков. Оказалось, наши мародеры разгромили хозяйское добро. Капитан Займе, угрожая револьвером, разогнал их. Он был в сумрачном настроении.

Утром пришлось выдержать тяжелый бой. Колонна наша запоздала. И вместо того, чтобы подойти к станице в темноте, оказалась перед железнодорожной насыпью на рассвете. Большевики увидели и открыли огонь. Подошел бронированный поезд. По тону, которым говорил капитан, мне показалось, что он скрывает что-то от меня. Мне было страшно спросить. «Ваши целы, – сказал капитан. – Младший заболел что-то, лежит в околотке. А наши еще не пришли. Нужно послать им перекусить», – добавил он, все так же сумрачно вставая и подходя к окну, где лежала на подоконнике жареная курица и каравай хлеба. Оконные стекла задрожали в комнате. Где-то поблизости разорвался снаряд. Я вышел на улицу и пошел отыскивать перевязочный пункт. Обстрел станицы продолжался. То тут, то там раздавались разрывы. Жители прятались в домах.