Первый Линзмен-3: Галактический патруль

Через шесть десятых секунды, не сбившись с ритма сотрясавшего здание бодрого марша, десять каблуков одновременно коснулись пола первого этажа Вентворт Холла — коснулись совершенно беззвучно. Развив к моменту приземления скорость почти в две тысячи футов в секунду, пять тренированных тел погасили скорость мгновенно, не испытав никакого удара, ибо падение совершалось при полной нейтрализации инерции, или, как выражались профессиональные астронавты, «свободно». При соприкосновении с полом инерция восстанавливалась, и движение строем возобновилось или, лучше сказать, продолжалось в точном соответствии с ритмом гремевшего оркестра. Пять левых ног шагнули вперед, и в тот самый момент, когда пять носков правых ног оторвались от пола, вторая шеренга с зазором всего лишь в один дюйм уже появилась на том месте, где за секунду до этого стояли их предшественники.

Шеренга приземлялась за шеренгой и устремлялась в марше с точностью часового механизма. При подходе кадетов к страшной двери зала А она автоматически отворилась и, пропустив шеренги, снова закрылась.

— Правое плечо вперед! — неслышно скомандовал Киннисон, и курс мгновенно повиновался. — Прямо! Стой!

Перед строем в огромном квадратном помещении без какой бы то ни было мебели стоял сам Людоед лейтенант-маршал Фриц фон Хоэндорф, начальник Учебного центра. Солдафон, тиран, диктатор., он был известен по всей системе как воплощение бездушия, а поскольку он ни разу не проявил ни перед кем никаких чувств или эмоций, родилось убеждение, что фон Хоэндорф больше всего на свете гордится и дорожит репутацией самого безжалостного и свирепого служаки, которого когда-либо знала Земля. Его густые седые волосы, постриженные ежиком, казалось, стояли дыбом. Левый глаз искусственный, а лицо иссечено множеством шрамов: даже чудеса пластической хирургии той эпохи оказались неспособны полностью убрать следы былых космических сражений. Правая нога и левая рука, выглядевшие внешне вполне нормальными, в действительности представляли собой чудо науки и искусства, а не творение природы.

Приблизившись на уставную дистанцию к самодержцу Учебного центра, Киннисон, четко отсалютовав, доложил:

— Сэр! Пятый курс в полном составе прибыл на Церемонию выпуска!

— Вольно! Встаньте в строй, сэр! — Космический ветеран церемонно отдал честь, и пока он делал это, вокруг него прямо из пола поднялась полукруглая кафедра.

— Номер первый: Кимболл Киннисон! — отрывисто пролаял фон Хоэндорф. — Выйдите из строя! Ко мне шагом марш!… Присягу, сэр!

— Перед Всемогущим Свидетелем всего Сущего клянусь никогда не снижать высокие требования и стандарты Галактического Патруля, — благоговейно произнес Киннисон и, обнажив вытянутую руку, вложил ее в специальное углубление, сделанное в кафедре.

Из небольшого футляра с надписью «№ I. Кимболл Киннисон» начальник извлек нечто похожее на ювелирное украшение — чечевицеобразную линзу, изготовленную из сотен крохотных камешков тускло-белого цвета. Взяв линзу специальными щипцами с изолированными ручками, фон Хоэндорф на мгновение прикоснулся ею к бронзовой коже на руке Киннисона, и в тот же миг тусклые камни линзы сверкнули вспышкой многоцветных огней. Удовлетворенный, начальник опустил драгоценную линзу в углубление, и механизм сразу заработал.

Предплечье Киннисона покрыл толстый слой изоляции, поверх которого легли шины и защитные экраны; на миг вспыхнуло и тут же погасло нестерпимо яркое сияние. Отошли шины и экраны, снята изоляция, и глазам всех присутствующих открылась ЛИНЗА. Прикрепленная к загорелому запястью Киннисона браслетом из прочного, почти не поддающегося разрушению металла, в который она была вделана, линза сверкала и переливалась во веем своем великолепии. Это было уже не ювелирное изделие из неприметных тускло-белых камешков, а сверкающая всеми цветами радуги, испускающая переливающееся сияние драгоценная Линза, неопровержимо свидетельствующая всем, что перед ними Носитель Линзы из Галактического Патруля.

Такие же знаки своего нового достоинства получили и все остальные выпускники. Затем начальник Учебного центра с непроницаемым лицом нажал кнопку, и из гладкого металлического пола выросли глубокие мягкие кресла — по числу выпускников.

— Располагайтесь со всеми удобствами, — скомандовал начальник и почти по-мальчишески улыбнулся. Это было первым проявлением чего-то человеческого со стороны свирепого старого тирана: никто из пятикурсников даже не подозревал, что начальник Учебного центра умеет улыбаться. Между тем фон Хоэндорф продолжал странно изменившимся голосом: