Первый лорд мафии

На втором этаже, за рядом кассиров-букмекеров, находилась дверь с надписью „частное владение“, которая вела в офис управляющего директора этого своеобразного торгового центра. Джон Торрио был равнодушен к алкоголю, рулетке и продажной страсти. Он существовал в своем мире, в естественной среде, которая окружала его всю жизнь. В логове порока вместе со своими папками, гроссбухами и телефонами он чувствовал себя как дома, подобно банковскому служащему, который ощущает себя комфортно в тишине аскетических кабинетов. Решения Торрио становились законом на пивоварнях, винокуренных заводах, в игорных залах и публичных домах. Все это составляло его империю, штаб-квартира которой находилась в Четырех Двойках. Он управлял кораблем с отлично вышколенной командой. Иногда его подчиненные ворчали в кулуарах, что их лишили инициативы. Они не могли ни замахнуться, ни взвести курок, не получив разрешения босса.

Согласно его наставлениям, в бизнесе для решения проблем следовало применять усилие, но не насилие. Человек, который тащится по улице с разбитым черепом или с огнестрельным ранением, неизбежно попадает в газеты. Глупо привлекать внимание газетчиков и рисковать тем, что публика будет задавать вопросы: „Куда только смотрят полицейские?!“ Подобно Муссолини, другому большому политику, с которым ему предстояло встретиться, он осознал, что „иногда силу приходится применять с хирургической осторожностью“. Джей Ти, как мы обнаружим, организовал в Чикаго два первых ключевых убийства времен сухого закона.

У него был наметанный глаз на возможные проколы. Кабачок Джо урезал свои закупки пива. Мэйбл вечно подпирает стены в гостинице „Наконечник стрелы“. Что случилось с Джо? То ли его бизнес переживает упадок, то ли дело в конкуренте, торгующем нелегальным пивом. Заведующий отделением должен будет выяснить этот вопрос.

В случае с Мэйбл не было никакой загадки. У нее просто отсутствовало то неуловимое нечто, что заставляет мужчин возвращаться снова и снова. Он поставил отметку напротив ее имени в гроссбухе, там, где был указан ее заработок. От нее надо избавиться. Можно заключить сделку с кем-нибудь вроде Лаки Лучано. Несколько раз в месяц Лаки звонил Торрио из Нью-Йорка. Большой человек на темных улицах Бродвея, он хотел стать еще более влиятельным. „Я устрою бордели, такие же популярные, как A&P[11]“, – хвастался он мадам по имени Коки Фло.

Когда он звонил в Четыре Двойки, в его гортанном голосе появлялись другие нотки. Когда-то Торрио был главарем банды из Нижнего Ист Сайда, где Лаки собирал у владельцев ларьков мелочь за защиту. Тогда Лучано смотрел на Торрио снизу вверх с благоговением и восхищением, и в дальнейшем он так и не избавился от этого чувства.

– Приветствую тебя, Джей Ти. Как всегда, рад с тобой поговорить.

– Я тоже рад услышать твой голос, Чарли.

– У меня есть 15 девушек, которые готовы поехать в Чикаго.

– Высылай их, Чарли. Я тоже сколочу для тебя группу.

Намечалась отличная бартерная сделка. Мэйбл и се непопулярные подружки произведут временный фурор в салонах Манхэттена. В свою очередь, девушки Лучано, потерявшие свежесть, вызовут интерес в публичных домах Торрио. Без новых пополнений публичный дом не мог рассчитывать на постоянную клиентуру. Новые, не попробованные девушки подогревали интерес посетителей.

– Спасибо, Джей Ти. Передавай привет своей прекрасной половине.

Торрио ответил сердечным голосом: „Непременно, Чарли“.

Повесив трубку, он сморщился от неудовольствия. Не стоит передавать Анне привет от сутенера.

В ночь перестрелки мы стали свидетелями столкновения двух миров Джонни Торрио. Нашим гидом была его жена. В комнате ожидания больницы „Джексон Парк“ я увидел Анну. Ее муж находился на третьем этаже, в комнате, куда его перевезли после операции. Она слушала толстого приземистого мужчину с бычьей шеей в ярком клетчатом костюме. В руках он держал широкополую жемчужно-серую шляпу. Бандиты по всей стране копировали его стиль одежды и его шляпы. Лицо со Шрамом – Капоне – пришел отдать должное его превосходительству. Большой босс умирал (по крайне мере, мы так думали). К нему пришел человек, готовый сесть на его место. Я уставился на него с любопытством.

Потом Капоне уехал, и Анна осталась одна. Она сидела очень прямо. Ее фигурка с худенькими плечами была затянута в английский костюм из синей саржи. Ее прелестное лицо было бледным и измученным. Пальцы нервно теребили платиновое обручальное кольцо. Коллеги-репортеры посоветовались с Патришей Догерти, журналисткой из Геральд-Экзамайнер, остроумной брюнеткой. Пат сообщила, что цвет глаз у Анны следует описывать как золотисто-зеленый.

Пат получила задание взять интервью у жены Торрио. Она начала с того, что подошла и спросила заботливым голосом: „Миссис Торрио, принести Вам кофе?“

Анна покачала головой. Журналистка, не спросив разрешения, уселась на диван рядом с ней.

Женщина с темно-рыжими волосами посмотрела Пат прямо в глаза: „Я знаю, что Вы журналистка. И я знаю, что люди говорят о моем муже“.