Читаем Первый миг свободы полностью

Совсем по-другому встречали этот день писатели более молодого поколения, те воспитанники гитлеровских школ и гитлеровских казарм, которые служили в фашистской армии и были участниками захватнических походов. Для них речь шла ее о победе и не об освобождении, не о прозрении даже, которое было еще впереди. Для них май 1945 года был временем рушащегося миропорядка, хаоса, в котором надо было искать новую жизненную опору. О непостижимом крахе всего привычного и устоявшегося рассказывают и Герман Кант, и Гюнтер де Бройн, и Франц Фюман — самый, может быть, беспощадный к себе и своему прошлому среди всех своих товарищей по судьбе. Им, говоря словами Макса Вальтера Шульца, предстояло еще «перешагнуть через много порогов и закрыть за собой много дверей», прежде чем перед ними откроется путь к подлинному духовному освобождению. Вспоминая себя в то время, они говорят не столько о мыслях, сколько о чувствах, не столько о сознательных поступках, сколько о неясных ощущениях. «Ощущения» — так и назвал свой рассказ Юрий Брезан; самым стойким и сильным «ощущением», решившим его судьбу, оказалась музыка Баха; именно немецкая классическая музыка, прозвучавшая в холоде и голоде первых послевоенных дней в исполнении оркестра, организованного советскими оккупационными властями, заставила его выбрать подлинную свободу — остаться в будущей Германской Демократической Республике.

Те, кто был еще моложе и встретил весну 1945 года подростком, легче пережили крутой поворот своей судьбы. Для них знаками рушащегося старого миропорядка часто были не страшные картины пожарищ и массовых смертей, а «домашние», бытовые детали. Эгон Рихтер, например, вспоминает, что был потрясен, увидев, как мать спарывала знаки различия с его форменной курточки в то время, когда по радио передавались призывы ко всем немцам «пасть смертью храбрых в мундире фюрера». Криста Вольф пишет, что в известии о смерти фюрера ее поразил не столько самый факт, сколько равнодушный тон, каким об этом было сказано, будто речь шла о погоде.

Какие несхожие судьбы, как по-разному начиналась у этих людей — пользуясь выражением Германа Канта — «вторая часть жизнеописания»!

Но вот что характерно: для всех писателей ГДР всех поколений, как бы по-разному ни встретили они освобождение от гитлеризма, сегодня это освобождение вспоминается не как короткий счастливый миг, а как длительный процесс. «Свобода пришла не сразу» — так называет свой рассказ Вольфганг Йохо. «Вероятно, — пишет он, — много было таких первых часов на пути к освобождению, которое мы сами должны были завершить, а 8 мая 1945 года было, правда, его непременным условием, но в то же время только первым его рубежом». Гюнтер Дайке, в войну офицер гитлеровского флота, после долгих колебаний принимает решение идти домой. Именно так: путь только начинался, «дом» еще был далеко впереди. Эгон Рихтер пишет: «Существовал ли для меня в тот день некий достопамятный миг?.. В тот голубой майский день подобного мига для меня не существовало, ни даже часа определенного, а только нанизанные в ряд часы и мгновения самой различной значимости».

Время меняет приметы, многое сдвигает в памяти. Все авторы рассказов могут, должно быть, сказать вместе с Йо Шульцем: «Во всяком случае, сегодня мне кажется, что я испытывал именно это ощущение». Но дело, конечно, не просто в «сдвигах» памяти, а в «сдвигах» истории. Глава о штурме Зимнего в поэме Маяковского «Хорошо!» начинается и заканчивается словами об «обычной» осенней погоде и об «обычных» трамвайных рельсах; но если до взятия Зимнего «дул, как всегда, октябрь ветрами, как дуют при капитализме», то после взятия — «гонку свою продолжали трамы, уже — при социализме». В таком поэтически заостренном образе заключена глубокая диалектика истории. Конечно, в то мгновение, когда было низложено Временное правительство, за стенами Зимнего дворца еще ничего не изменилось; и в то же время изменилось все, ибо решающее событие дало уже начало новому развитию и точку для нового отсчета.

События становятся историческими датами только в том случае, если дальнейший ход времени подтверждает их высокий смысл. В свете сегодняшних достижений новой, социалистической Германии во всех областях жизни мы ясно видим, как много было заложено в дне 8 мая 1945 года, — когда, после краха преступного режима, открылись возможности для глубоких социальных преобразований.

Тридцать лет прошло с тех пор. Литература ГДР в книгах писателей разных поколений рассказала нам о том, как трудно и не просто, но неуклонно шел в эти годы процесс воспитания социалистического сознания в массах ее населения — подлинное «немецкое чудо» наших дней. Вспоминая далекое время «трудного начала», писатели еще раз по-новому заставляют нас увидеть высокий смысл перемен, совершившихся на древней немецкой земле.

П. Топер

<p><emphasis><strong>Эгон Рихтер</strong></emphasis></p><p><emphasis><strong>ПЕРВЫЙ МИГ СВОБОДЫ</strong></emphasis></p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне