Первый мотив

Нике не спалось. С тех пор, как вернулась память, бессонница стала ее частой гостьей. "Вечно-то у тебя чего-нибудь да нет, – горько пошутила она сама с собой. – То семьи, то денег, то памяти, то сна". На душе было тошно. На сей раз не от воспоминаний о собственных несчастьях, а от мыслей о погибшей Терещенко. Чем больше Ника узнавала о ней, чем больше выслушивала людей, которые ее знали, тем сильнее становилось чувство утраты.

Молодая, красивая, талантливая, добрая, жизнелюбивая… Открытая доверчивая девочка, пережившая на заре юности удар, который сдюжит не всякая сильная зрелая личность. А она выстояла, не сломалась, не озлобилась. Как, должно быть, трудно ей было скрывать от родителей свою беду в те последние два дня перед отъездом в Москву! Улыбаться, отвечать на вопросы, спорить, ни словом, ни жестом, ни взглядом не выдавая, как дрожит и плачет нутро – от боли, обиды, унижения, гнева. Где эта девочка, никогда не умевшая лгать, черпала силы? В гордости? В чувстве собственного достоинства? В любви к маме и папе, которых нужно было во что бы то ни стало оградить от горя?

Не мудрено, что она решила податься в актрисы. Уж если ей удалось так блестяще сыграть в своем первом в жизни спектакле – перед зрителями, знающими ее с колыбели, – талант у нее, несомненно, был. А еще – необыкновенный такт, благодаря которому ей удавалось незаметно превращать влюбленных юношей в друзей, не отвергая их ухаживаний и не задевая чувств. Теперь, кстати, совершенно понятно, почему у нее было любовников. Если не считать Подольского… Чем, интересно, он отличается от других мужчин, если сразу же завоевал Анну?

Мысли Ники обратились к Подольскому. Блестящий архитектор, красавец, джентльмен с холодноватыми манерами, сводящими женщин с ума. Что скрывается за этим глянцевым образом такого, что побудило обжегшуюся Анну в одночасье довериться совершенно постороннему мужчине, к тому же женатому?

Доброта, внезапно поняла Ника. Только очень добрый человек способен на первые же доходы от невыкупленной еще фирмы приобрести квартиру для своей бездомной (и немолодой!) секретарши. И бескорыстно взять в равноправные партнеры старых друзей. И из сострадания жениться на хищнице, внезапно потерявшей отца…

Как они уживались три года под одной крышей – два человека, между которыми не было ничего общего? Влюбленный в свое дело профессионал, добрый, милосердный, умеющий сострадать – и ни дня не проработавшая светская львица, расчетливая, жестокая, безжалостная, готовая уничтожить всякого, кто посягнет на ее "собственность". И ведь Подольский никогда не любил жену. Как же он ее терпел? А она – его?

А у нее и не было нужды терпеть. Красавец-архитектор был ее призом, трофеем, которым она похвалялась на светских сборищах перед изнывающими от зависти конкурентками. По возвращении домой его можно было сунуть в чулан – или другой дальний угол – и забыть о нем до следующего выхода "в свет". В промежутках супругу предоставлялось право заниматься своими делами где-нибудь в сторонке, не попадаясь Оксане на глаза. И это всех устраивало, до тех пор, пока Леонид не встретил Терещенко…

Каким ударом по самолюбию Оксаны стала та "желтая" статейка! Какие демоны терзали ее, когда она была вынуждена делать хорошую мину при плохой игре, небрежно бросая злорадствующим приятельницам реплики о своей приверженности свободному браку и снисходительном отношении к "маленьким шалостям" супруга! Какую бессильную ярость должны были вызывать у нее едва прикрытые шпильки, смешки за спиной!

Попытавшись представить себя в ее шкуре, Ника поежилась. Насколько она представляла себе Подольскую, за такое унижение та должна была обречь своих обидчиков на медленную мучительную казнь. На освежевание и присыпание ран перцем. На смерть в муравейнике.

Собственно, в метафорическом смысле Подольскому именно такая казнь и выпала. Гибель любимой женщины, обвинение в убийстве, измена жены с лучшим другом, которая, по замыслу Оксаны, должна была всплыть во время следствия, суд, позор, тюрьма, гибель фирмы… А вот Терещенко, получившая три смертельные раны в грудь, ушла быстро. Если (как теперь был склонен считать Игнат) ее убил незнакомый наемник, проникший в дом под тем предлогом, что привез бесчувственного Подольского, то Анна, наверное, даже не успела испугаться.

Нет! Не могла мстительная маньячка так легко "отпустить" женщину, ставшую причиной ее публичного унижения. Если уж Нике, которая "покусилась" всего лишь на отца Оксаны, полагалось погибнуть избитой до полусмерти и погребенной заживо бывшим любовником, то Анну должно было ждать что-нибудь совсем эксклюзивное. Например, родная мать, с проклятиями вонзающая нож дочери в грудь. Или отец.

Но этого Подольская при всех своих сумасшедших деньгах и сумасшедшем желании добиться не могла. А других близких людей (спасибо Ире Агафоновой и Игорю Белькевичу!) у Терещенко не было. Выходит, Оксане пришлось удовлетвориться "малым"?