Первый парень на «горшке»

– Вот тебе и «оу».

Глава 15. Августина

– Может, положишь нож? – губы парня нервно дернулись в подобие улыбки.

– Куда? – сузила я глаза и опустила взгляд ниже, многозначительно указывая на его торс, не прикрытый футболкой. – Между ребер тебе или в какие-нибудь мягкие ткани?

– Может, хотя бы перестанешь его держать так… кровожадно?

– Не может, – качнула я головой, сохраняя абсолютное спокойствие и хладнокровие. Глядя ему в глаза, с особым почти садистским наслаждением начала шинковать капусту так, чтобы её можно было добавить в борщ и не позориться. – А ты, может, хочешь что-то сказать? М?

– Зачем? – насторожился парень и нарочито равнодушно начал тереть морковь. – Чтобы ты опять что-то не так поняла и в этот раз вылила на меня кастрюлю борща? Ну, уж нет. Он горячий.

– То есть ты… – удар ножом по разделочной доске. – … хочешь сказать, что проблема была ни в твоем свинском поведении и аналогичном поведении твоих дружков-прихлебателей, а проблема заключается в том, что это я неправильно тогда поняла твои грязные слова и поступки?

– Я, конечно, ни на что не намекаю, но кроме тебя мне никто и никогда не выплескивал в лицо ничего. Значит, что?

– Что? – замерла я с ножом в руке и посмотрела на парня.

– Значит, дело в тебе, – выпалил Рамиль на одном дыхании и сразу сделал шаг назад, с опаской поглядывая на нож. – А это точно ты была там?

– Есть сомнения?

– Нет, – сказал он твёрдо. – Но там было стрёмное освещение, и ещё эта форма официанточек… Да и я был бухой, скорее всего…

Наличие режущего предмета в моих руках явно действовало на него эффективнее любой сыворотки правды.

– И? – сузила я глаза.

– Что?

Если бы у тупости было лицо, то оно было похоже на то, что мне приходилось сейчас видеть.

– Извиниться не хочешь?

– За что?

Ну, точно! Вот оно – официальное лицо тупости!

– Мда… Для того, чтобы извиниться, нужно понимать, за что ты извиняешься, а это вообще не про тебя, – махнула на него рукой и решила продолжить игнорировать его присутствие, от которого пользы-то и не было.

Всё дальнейшее приготовление борща и нарезки к столу Рамиль особо не отсвечивал, даже не обращался почти ко мне. Возможно, дело в ноже, что не почти не покидал моей руки… Лишь изредка парень вздрагивал, когда я, проходя мимо, задавала правильный курс его движениям.

Только когда был готов борщ, а Рамиль решил, что «кровь свеклы» никогда не смоется с его рук, открыла окно и позвала папу и Петровича на обед. Разлила всем по тарелкам суп. Рамиля не обидела: как-никак он тоже принимал участие в процессе готовки, хоть и служил балластом.

– Сметану из холодильника достань, – сказала ему бегло, ставя хлебницу на центр стола.

– Где она? – раскрыл Рамиль холодильник и уставился на его полки.

– Там, где на банке написано «сметана». Только не говори, что ты читать не умеешь.

– Я даже считать умею, – фыркнул парень. – Видела, как я четыре ложки на столе разложил?

– Да ты что?! – фальшиво удивленно округлила глаза. – Сам посчитал, сколько человек будут обедать? Даже без подсказок и звонков?

– Восхищайся-восхищайся, – губы его расплылись в улыбке. – Всяко лучше, чем твой бубнеж через губу.

Хотела было ему ответить и даже запустить кухонным полотенцем в нахальную морду, но в дом вошли папа и Петрович, заполнив своим разговором всё пространство.

– … вот я и говорю тебе, Николаевич, что всё самое плохое начинается всегда с понедельника, – рассуждал на ходу Петрович, параллельно закатывая рукава. – Люди пить бросают когда? С понедельника. А спортом начинают заниматься? То-то же! Вот, что в этом понедельнике хорошего, а? Вот скажи мне, курчавый, может, на иностранном языке понедельник не так страшно звучит.

– Что ты у него-то спрашиваешь? – усмехнулся папа, намыливая руки.

– А у кого? – возмутился Петрович. – Смотри, какое у него лицо иностранное. Уж он-то точно должен знать как там по-ихнему понедельник называется.

– По-английски, что ли? – спросил слегка растерянный Рамиль.

– Ну, давай по-английски, если на нём шпрэхаешь.

– Monday, – произнес Рамиль, поглядывая на моего папу и, похоже, пытаясь понять, в чём тут подвох.

– Как-как? – Петрович комично сморщил лицо и поднес его поближе к парню. – А ну-ка, ещё раз.

– Monday, – повторил Рамиль.

– Вот, Николаевич! Вот! – затряс Петрович указательным пальцем. – Даже иностранцы говорят, что неделя со всяких мандей начинается, а ты мне не веришь.

Глава 16. Рамиль

Гусыня, как и её батя, и его друг, нахлебалась борща и откинулась на спинку стула. Лениво потягивая чай, слушала мужиков и даже чему-то улыбалась, будто понимала их приколы, которые в основном касались технической базы отечественного автопрома.

Я же всё это время смотрел на один единственный предмет – стеклянную банку, стоящую рядом с микроволновкой. Что в ней, блин, такое?

– Ты чего там увидел, Рамилька? – поинтересовался Николаевич, проследив мой взгляд.

– Это что? – указал я на банку и какую стремную в ней субстанцию.

– Это… – начала было Гусыня, но батя её перебил.

– А на что похоже? – спросил он, и даже неумолкающий до этого момента Петрович, наконец-то, заткнулся.