Первый парень на «горшке»

– Не знаю, – дернула я плечами, которые приходилось обнимать, чтобы меньше мерзнуть. – Обычно ты очень разговорчив. Расскажи что-нибудь или спроси. Не можем же мы вечно играть в молчанку?

– Ладно, – опустил он безразлично уголки губ и снова отвернулся от меня к горизонту. – О себе я ничего рассказывать не стану, чтобы ты не подумала, что я делаю себе рекламу, чтобы выклянчить поцелуй. Так что спрошу: как давно ты водишь трактор и зачем тебе это, вообще, надо?

– Лет с двенадцати, – неосознанно выгнула брови. Не ожидала от него такой простой вопрос. Думала, захочет чем-нибудь уколоть назло. – Мне это и не надо было. Просто папа поспорил с Петровичем о том, кто из них раньше научит управлять трактором своих детей. Петрович Лёшку или папа – меня. В общем, папа выиграл, а я теперь имею вот такой навык.

– У меня бы мама батю зашибла на месте, если бы увидела, что он посадил меня не за простой руль, а за руль трактора в двенадцать лет.

– Мама умерла, когда мне было восемь, так что папа остался незашибленным, – улыбнулась я натянуто.

Воспоминания о маме отозвались горечью и спазмом под ребрами.

– Прости, я не подумал. А почему она умерла? Несчастный случай? Можешь не рассказывать, если не хочешь.

– Она долго болела. Рак. Потом я пришла из школы, а папа сидит на крыльце один… Как-то так.

– Прости, – тихо произнес Рамиль.

– Тебе не за что извиняться. Никто не виноват. Это болезнь.

В этот раз молчание стало необходимостью: отдышаться, привести чувства в равновесие и перестать зацикливаться на воспоминании, когда мама заплетала мне косы перед школой, шутила, смешила меня, смеялась сама, а я смотрела на неё в отражение старого трюмо. Тройное зеркало, три отражения…

– Мои родители развелись, когда мне было одиннадцать, – произнес тихо Рамиль.

Подняла голову и посмотрела на его хмурый профиль. Кажется, в его голове тоже крутились довольно болезненные воспоминания.

– Почему они развелись? Расскажешь? – спросила я, понимая, что ему, возможно, тоже хочется выговориться.

– Они не поставили меня в известность, – горько улыбнулся Рамиль. – Но из разговоров мамы с ее сестрой я понял, что папа часто изменял. И в какой-то момент маме это надоело. Она просто собрала чемодан, меня и ушла из дома. А потом у нее появился другой, который мне не понравился, потому что он не дарил мне такие же крутые подарки как папа. А потом у мамы с другим появилась дочка, я стал лишним… Так я думал. Но потом всё пришло в норму. С мелкой мы дружим. Она в этом году, кстати, в первый класс пойдёт… – при воспоминании о своей маленькой сестренке лицо Рамиля заметно просветлело, улыбка стала теплой-теплой и перестала напоминать гримасу. Он по-настоящему любит свою сестру. – … Ну, а потом закончилась школа, начался универ, я приехал в этот город из того, в котором жил с мамой. Переехал в общагу. Об этом узнал батя и принес мне прямо в общагу ключи от квартиры и от тачки, на которой я в эту квартиру и уехал. Как-то так… И теперь я здесь, на старой конюшне, нюхаю уходящий дождь с девушкой, которую нельзя поцеловать. Можно сказать, что где-то я повернул не туда, но… – задержал он дыхание и шумно выдохнул. – … не знаю.

– А я знаю.

– Да?

– Да. Дождь закончился и ушел в сторону от села. Можно идти домой, сушить вещи и греться. Лично я не хочу заболеть перед началом учебного года.

– Идём, – совершенно нехотя согласился Рамиль. Краски его лица снова померкли.

Сорвав с поперечной доски свою футболку, просто закинул ее на шею. Я же свою футболку просто понесла в руке.

Обходя и перепрыгивая лужи, вошли в село, где не было ни капли дождя.

– Как так? – не понимал Рамиль. – Лило как из ведра, а здесь сухо. У вас тут какой-то купол разворачивают над деревней во время дождя?

– Просто было одна большая туча, которая прошла мимо. Не волнуйся, – усмехнулась я и шутливо толкнула парня плечом. – Я тоже, когда маленькая была, думала, что если надо мной идёт дождь, то это значит, что он по всей планете идет.

– Смейся-смейся над наивным городским парнем, – зловеще сощурился Рамиль, словно намекая мне на скорую расплату за мои плоские шуточки.

– Наивный он, ага, – фыркнула я и повернула на свою улицу.

Вдалеке сразу показалась яркая красная машина Рамиля, которая уже успела для меня стать опознавательным знаком дома. Своего рода, маяк. Мимо дома точно не пройдёшь, даже ночью.

Но стоило нам подойти ближе, как красный «маяк» заслонила высоким черным внедорожником, пыль за которым не осела даже после того, как он резко затормозил напротив моей калитки.

– Кого это принесло? – насторожилась я, пытаясь вспомнить владельца машины хотя бы по номерам.

– Моего батю, – сказал Рамиль коротко и хмуро. Словно забрало опустил.

– Что-то не похоже, чтобы ты был ему рад, – протянула я тихо, боясь, что нас могут услышать люди в припарковавшейся поперек дороги машины.

– Не похоже, – процедил Рамиль сквозь стиснутые зубы и нервно дернул плечами, словно их коснулось что-то мерзкое.

Спрятал руки в карманы шортов и решительно, но обманчиво спокойно пошёл к машине, дверь которой уже начала открываться.