Первый парень на «горшке»

– Знаю. Знаю, что вчера мы с ней расстались, а сегодня ты с ней переспал.

– Послушай, сынок, – вздохнул батя тяжело. – Вас, молодежь, на одном месте не ушибешь. Сегодня вы любите друг друга до смерти, а завтра даже имен друг друга не знаете.

– То есть тебя не смутило, что я сам тебя с ней познакомил? Привел в твой дом, представил как свою любимую девушку?…

– А назавтра я с ней переспал, – снова повысил голос отец. – Слышал я уже эту песню. Повторю еще раз: она пришла сама. Сама разделась, сама легла…

– Останови машину, – перебил я его резко и схватился за дверную ручку.

– Почти приехали. Дотерпишь, – плюнул батя равнодушно.

Открыл дверь на ходу, не дожидаясь, когда он соблаговолит.

– Стой ты, придурок! – рыкнул батя и резко дал по тормозам.

Едва машина остановилась, я спрыгнул с подножки внедорожника и хлопнул дверью. Переложив пакет с гостинцами от Николаевича из руки в руку, ступил на тротуар и зашагал в сторону дома под каплями начинающегося дождя. Смыть дерьмо с души эти робкие капли не смогут, но хотя бы помогут остыть перед там, как я покажусь матери и сестре.

* * *

Лифт остановился на восьмом этаже. Взглянув на себя в отражении разъезжающихся в стороны створок, причесал пальцами волосы, которые за короткую пешую прогулку успел смочить дождь.

На лестничной площадке пахло чем-то съестным. Скорее всего, мама что-то готовит и снова не разобралась с тем, как работает вытяжка.

Открыл дверь своим ключом, вошёл в квартиру, и запах чего-то жаренного усилился. Точно – мама.

Хлопнул дверью, и этот звук послужил сигналом пускового пистолета, когда из кухни выскочила младшая сестра. Остановилась в нескольких метрах от меня, напустила на лицо побольше суровости, какая только может быть у семилетки.

– Ты где был? – выдала она хмуро. Мамины глаза, но только в уменьшенной версии смотрели на меня с укором.

Если это только мини-версия моей мамы и того, что она может мне сказать, то, пожалуй, сегодня я вновь вспомню, что такое стоять в углу и как произносится фраза «я больше так не буду».

– Отдыхал в деревне, – ответил я и стянул с ног кеды. – Варенье привёз. Будешь?

– Варенье? – восхищенно округлились зеленые глазки и сразу стрельнули на пакет в моей руке. Кажется, все претензии только что были аннулированы при помощи сладкой взятки. – Мне?

– Рамиль! – вскрикнула мама, едва вышла из кухни. Надвигаясь на меня как локомотив, на ходу обтерла руки кухонным полотенцем и закинула его на плечо. – Живой! Боже! – в ярких красивых глазах блеснули слёзы, а затем на моей шее сомкнулись мамины руки, и хрупкая всхлипывающая фигурка повисла на мне так, что пришлось немного согнуться, чтобы мама на мне не висела. – Как же ты меня напугал! – шептала мама, ощупывая мою спину и голову, словно проверяла на наличие ран.

– Прости, мам, – выдохнул я, наконец. Протянул пакет сестре и робко приобнял мать. – Надо было сказать, но у меня сел телефон.

– Ты бы хоть предупредил, что куда-то уезжаешь.

– Я и сам не знал, что поездка выйдет такой… насыщенной.

– Поганец! – ударила она меня по плечу, отстранилась, строго посмотрела в глаза, снова слабо шлепнула по плечу и снова обняла. – Прибью, блин! Приехала мама на выходные к сыну, называется.

– Я не знал, что ты приедешь.

– Знал бы, если утром отвечал на мамины звонки не во сне, а проснувшись хотя бы одним глазом.

– Прости, – почесал я бровь, когда мама вновь отпустила мою шею и отошла на шаг.

– Что-то ты сегодня какой-то странный. Какой-то не такой, – сощурила она глаза и посмотрела на меня с большим подозрением.

– Какой?

– Ну, интеллигентный, тихий. Первый раз тебя таким вижу. Что-то случилось?

– Ничего, – дернул плечами. – У тебя там в кухне ничего не сгорит?

– Точно! – округлились мамины глаза. – Мясо! – завопила она и убежала в кухню.

Опустил взгляд и заметил подозрительно затихшую сестру, которая, сидя на полу, зажала между коленями банку с каким-то вареньем и пыталась ее открыть. Маленькие пальчики побелели от усилий, которые она прилагала к тому, чтобы отвинтить крышку.

– Кеша, помочь? – присел на корточки рядом с ней.

Ее настоящее имя – Кристина. Но когда ей было года четыре, а буква «р» не поддавалась произношению, она решила, что теперь её имя – Кеша. Видимо, потому что в этом имени было мало букв и все они ею отлично выговаривались.

С тех пор только для домашних моя сестренка иногда бывает Кешей.

– Себе помоги, Рамочкин, – огрызнулась мелочь. – А своё варенье я сама съем.

Рамочкин – так называла меня мама, когда я утром плохо просыпался в школу.

– Так давай я тебе его хотя бы открою, – усмехнулся я весело, глядя на мелкую жадюгу с банкой.

– А! Тогда помоги! – оживилась сестренка и всучила мне варенье. Встала с пола, но на месте устоять на могла, пока я пыжился с крышкой. – Только не ешь. Я первая хочу попробовать. Это малиновое?

– Не знаю, – банка не открывалась. – Но, похоже на него. Нужно полотенце. Рука соскальзывает. Пошли в кухню, – прихватил с собой и пакет.

– Ага, идём.

В кухне мама уже накрывала на стол:

– Голодный?

– Не особо.

– А что у тебя в пакете?

– Это гостинцы. От Николаевича.