Дождавшись, пока повариха повернется и пойдет обратно, стражники с шутками-прибаутками сняли засов, открыли дверь и швырнули в комнату, ставшую камерой, корзину.
– Кушать подано!
– Ананасы и шампанское, как всегда!
– Жрите, жрите! Может, в последний раз!
– Гы-гы-гы!!!..
Дверь с грохотом захлопнулась.
– Серафимушка, Симеонушка, трапезничать пожалуйста… – ровным голосом, как будто только что кухонный служка подал им серебряную супницу на золотом подносе, царица пригласила чуть не плачущую боярышню и мужа.
– Негодяи… Подлецы… – кипятился царь. – Вот были бы здесь сыны мои – небось и трех минут эти супостаты здесь бы не остались! В капусту бы их порубили! В порошок! В бараний рог! Букаха – предатель!..
– Не кричи, Симеонушка, – Ефросинья – остров спокойствия и твердости в море слез, умиротворяюще погладила мужа по руке. – Помоги-ка вот лучше на стол накрыть. Хлеб наломай, пока я скатерть расстелю.
Белая наволочка заняла свое место на сундуке, назначенном столом, и Симеон, не переставая тихонечко – чтобы не нервировать супругу – ругаться, разломил каравай.
– ОНИ ИЗДЕВАЮТСЯ!!! ОНИ ЕЩЕ И ИЗДЕВАЮТСЯ!!! – резко увеличились вдруг в громкости проклятия.
– Что?…
– Что случилось?…
– Смотрите!!! Они запекли в хлеб книжку!!!
– Где?
– Может, она сама нечаянно в квашню упала?
– Серафимушка, ты когда-нибудь видела, как хлеб пекут, деточка? – заботливо поинтересовалась царица.
– Н-нет…
– Значит, сама она не могла туда упасть… – смущенно поскреб в бороде Симеон и тут же продолжил с новой энергией: – Нет, ну тогда они точно издеваются!!! А хлеб! Вы посмотрите, какой это хлеб – снизу горелый, сверху сырой,[22]
а внутри опилки!– Симеонушка, а ты когда-нибудь на кухне был?
– А ты откуда знаешь?…
– Потому что это не опилки – это отруби.
– Какая разница! Все равно дерево!
– А какая книжка-то хоть, ваше величество?
– Какая?… – царь поскреб обложку, почти безуспешно пытаясь освободить ее от налипшего намертво клейкого серого корявого теста. – «Страшные… рожи… зеленые… облез…»… По медицине, что ли, что-то? Или про вурдалаков? Могли бы лучше про охоту чего-нибудь положить…
– Ну-ка… – Ефросинья пристроилась сбоку и, вывернув шею, несколько раз про себя проговорила заголовок. – А-а, это «Страстные розы, соленые от слез»! Я ее уже читала.
– Я тоже, – присоединилась Серафима. – И к тому же страницы, кажется, слиплись…
– И чернила потекли…
– И от обложки чем-то… дурно пахнет…
– Ну так пусть забирают свою дурацкую книжонку! – и Симеон, презрительно и гордо задрав седую бороду, швырнул то, что осталось от любовного романа, в открытое окно, как в физиономию противника.
– …Я не могу поверить!.. Я не могу поверить собственным глазам!.. Они выбросили книгу в окно! МОЮ книгу!!!.. Да как они смогли! Как у них рука поднялась!..
– Спокойно, Дионисий, спокойно, не надо так нервничать, – Елена ласково сжала ручку библиотечного в своей руке в попытке утешить его, хотя у самой слезы едва не лились из глаз, хоть и по другой причине.
Так тщательно спланированный и подготовленный с таким риском план провалился так тупо и бездарно!.. Второй раз у них наверняка этот номер не пройдет – на кухне после вчерашнего погрома, скорее всего, теперь смотрят в оба…
Что делать? Что теперь делать?
Бедный, бедный царь… Бедная, бедная царица… Несчастная боярышня Серафима…
Что делать?!..
– А что, наша книга далеко ли от окошка упала? – близоруко прищуриваясь, спросил зачем-то Граненыч.
– А что? – перестал на мгновение причитать хозяин библиотеки и оглянулся на него.
– А как бы кто ее под окном-то не нашел, да чего не того не подумал, – мрачно пояснил свою озабоченность истопник.
Елена высунулась подальше из окошка, стараясь разглядеть место, куда приземлилась книга, и вдруг в ужасе отпрянула, словно столкнулась нос к носу с ядовитой змеей.
– Бежим!.. Прячемся!.. – метнулась она к спасительному шкафу.
– Что?
– Что случилось?
– Букаха!.. – задыхаясь, как от быстрого бега, едва шевеля губами, произнесла она. – Он меня видел!.. Он вышел из-за угла, и мы встретились с ним глазами!.. Он меня узнал!.. Мы пропали!..
Не говоря больше ни слова, все трое поспешили вернуться в безопасность жилища Дионисия, увеличившегося теперь еще на одну комнатку – каморку для Митрохи – и затаились.
Ждать пришлось не долго – через пять минут дверь библиотеки заскрипела, тихонько приотворилась, и в образовавшуюся щель просунулась голова экс-воеводы. Повращав глазами и покрутив носом, голова пришла к выводу, что и всему остальному дорога открыта, и в зал библиотеки осторожно протиснулась грузная туша боярина. В одной руке она держала моток крепкой веревки, в другой – полено.
Похоже, какая-то еще мысль пришла ему в голову и он, не выпуская из рук своих орудий захвата и нападения, придавил дверь, с довольным кряхтением передвинув рядом стоящую конторку.
Теперь он мог быть уверенным, что никто потихоньку не выскользнет, пока он производит осмотр помещения, и не спеша двинулся вдоль первого прохода.