Последние слова я пишу и стираю несколько раз, но все же оставляю. Мне не хочется писать длинное письмо, чтобы не показаться слишком навязчивой. Тем более, что у Марты на клавиатуре тоже нет русского алфавита и это, поверьте, затрудняет задачу. А еще я еле сдерживаюсь, чтобы не описать Габриэля. Если бы Макс увидел, какой он красавец, то точно бы заревновал меня. Мне хотелось бы в это верить.
Вчера я пришла к Габриэлю и извинилась за свое поведение. И мы танцевали весь вечер. Габриэль оказался терпеливым учителем. А сколько раз я наступила ему на ноги! Ужас, самой стыдно. Но самое главное я пока что оставила при себе: он хотел меня поцеловать. Я уверенна, что это так. Его губы были так близко, но я сделала вид, что не заметила его намерений. Почему я так поступила? Почему не позволить красивому парню подарить мне первый поцелуй? Я даже не поделилась своими переживаниями с дневником. Держу все в себе, и не знаю, как вести себя с Габриэлем. Мне льстит, что я его интересую, но в тоже время и пугает. А если уж быть честной с самой собой, Габриэль не вызывает у меня никаких эмоций. Он может быть интересным, но по большому счету зануда. У него не бывает своего мнения. Все то, что он говорит – словно эхо слов его отца, который для Габриэля пример во всем. И теперь я не знаю, как себя вести, если он снова попытается поцеловать меня. Я даже целоваться-то не умею…
Жара в наших краях набирает обороты. И я закрываю окно в своей комнате, чтобы не пускать этого удушливого воздуха. Конец октября в Аргентине – это как наш апрель. Только градусов на двадцать жарче. Особенно на ферме, где в радиусе двухсот километров нет ни единого водоема. Как же было бы хорошо у Таты с Буби. Они, в отличие от Марты, вполне себе современные люди. Не одеваются как гаучо, не включают патефон с заунывными танго. И живут на берегу океана.
Глава двадцать первая
Марта в четвертый раз добавляет горячей воды в свою калабасу. Это такой тыквенный сосуд, из которого пьют мате. Сделав несколько глотков, она наконец откидывается на спинку старого как мир кресла, и удовлетворенно закрывает глаза.
– Марта, ты давно знаешь Эстер?
– Да, почти с самого рождения. Она всегда жила здесь. Ее вырастил отец. Его я тоже знала.
– А ты не замечала, что Эстер странная какая-то? Может, она занимается чем-то необычным?
– Что это ты имеешь ввиду?
– У нее кольцо есть, с синим камнем. Красивое такое. Что за тайна вокруг него?
– Ну, дорогая моя, если Эстер захочет, то она расскажет тебе. Спроси у нее. А откуда тебе вообще что-то известно про ее кольцо?
– Я нашла рисунок ее кольца у тебя в библиотеке. – Я поднимаю руки, признавая незаконность собственных действий, ведь Марта запретила мне рыться в книгах и вообще заходить в библиотеку.
– Так. Вполне возможно, он сохранился до сих пор. Кольцо делали на заказ. У нее была фотография с которой было срисовано кольцо. Это все, что я знаю, и могу тебе рассказать.
Значит, ей известна та же самая история, что и Габриэлю. Я думаю, Марта не скажет больше ни слова. Но я оказываюсь не права.
– Что у тебя там с Габлиэлем? Он славный мальчик. Но ты еще слишком маленькая, чтобы у тебя был мальчик. – Тон Марты не терпит возражений.
Я вся иду красными пятнами. С чего она взяла, что Габриэль – мой мальчик? Глупости какие!
– Ну, ты же знаешь, что Белен ходит с перевязанной ногой, а конкурс уже через два дня. Мы тренируемся, я ведь совсем не умела танцевать танго. Я это делаю ради вашей фермы, хотя услуга медвежья.