Первый президент. Повесть о Михаиле Калинине

Около черной трещины лошади остановились. Трещина за день стала еще шире, деревянные щиты едва перекрывали ее. Возница осторожно, под уздцы провел упиравшихся лошадей. Федор помог на скользких досках Екатерине Ивановне. Евсеев - Калинину.

- Теперь можно и с ветерком! - повеселел возница.

Все разместились в санях. Звонко зацокали по льду подковы.

Минут через пять после того, как сани пересекли трещину, со стороны крепости появились двое. Остановились возле щита, переводя дыхание.

- Эх, черт! - выругался один. - Проехали. Дальше рысью пойдут, хрен догонишь!

- Чухаться надо поменьше, - буркнул другой. - Шуры-муры разводят... Заседают, советуются, а дело простое: колосник на шею - и в воду!

- Ладно, замолчи ты! Такое проворонили... Потопали на коробку. Согреться-то есть чем?

- Найдем. А потом еще работенка нам, комиссаров нынче брать будем.

В эту ночь, с первого на второе марта, мятежники арестовали руководителей Кронштадтского Совета и политических органов флота. Первоклассная крепость, прикрывавшая подступы к Петрограду, оказалась в руках врага.

4

- Можешь не сомневаться, Калиныч, путиловские рабочие за нашу власть надежно стоят, - сказал Сила Семенович. - Конечно, и среди путиловцев есть крикуны, есть любители разводить эти... дискуссии. Но когда речь о главном идет, тут мы все вместе, как сжатый кулак. Вчера у нас собрание было. Постановили: долой мятежников. Сразу запись добровольцев началась. Я вот тоже свою фамилию внес. Когда прикажут, пойду этот самый Кронштадт штурмовать, будь он неладен!

- Знаю, старая гвардия не подкачает, - Михаил Иванович положил руку на плечо друга. - Я о тех тревожусь, у которых подпольной и революционной закалки нет.

- Чего о них тревожиться, они вслед за нами идут. Мой Семен, к примеру, вместе со мной записался. Так и стоим рядом - двое Штыревых.

- Семен-то в Москву пускай собирается, как условились.

- С Кронштадтом развяжемся, тогда и поедет.

- Ладно, Сила Семенович. Жаль, короткая у нас с тобой встреча, но и то радость, что свиделись. Пора мне.

Штырев проводил Михаила Ивановича до машины. Вернувшись в комнату, к неостывшему еще самовару, налил себе чашку. Отхлебнув несколько раз, улыбнулся:

- Калиныч-то, а?! Среди всех своих забот нашел время, навестил.

- Чего он так спешит? - Семен подвинул отцу солонку и тарелку с ломтиками черного хлеба.

- У него не только наш завод, не только Кронштадт да Питер, ему о всей стране думать положено. В Москве, сам знаешь, на днях съезд начинается. Вот ведь судьба человеку выпала: всегда он в сражении, и не где-нибудь во втором или третьем ряду, а впереди, на острие. Такие руководители, как он, новый путь для нас пробивают. А мы их всей своей массой подпираем, поддерживаем. Вроде бы фундамент. И очень важно, Сема, чтобы опора была надежная, чтобы она не зыбилась, не качалась.

- Меня, батя, агитировать нет надобности.

- Я и не агитирую, сынок. Просто говорю о том, что самым главным в нашей жизни считаю.

5

Поезд торопился в Москву. Вагон покачивало, писать было трудно, зато думалось, как всегда в пути, хорошо. Михаил Иванович старался осмыслить виденное и пережитое недавно в Кронштадте. Каковы особенности мятежа, какие уроки можно извлечь? Как быстрее и лучше одолеть восставших? Об этом спросят в Центральном Комитете партии, этим обязательно заинтересуется Владимир Ильич.

Прежде всего, пожалуй, вот что. Эсеры, меньшевики, анархисты, потерпевшие политический крах, не смеют теперь открыто выступать от имени своих партий. Все они скрываются под маской беспартийности. Врагов у Советской власти более чем достаточно, однако противников, которые смогли бы наладить промышленное производство, улучшить положение рабочих и крестьян, - таких противников нет. Не существует такой партии, кроме большевиков. На Якорной площади от имени своей партии говорили только коммунисты, все же остальные выступали как беспартийные. Разве это не характерно?

Или вот еще что. Не далее чем полгода назад, когда контрреволюция захватывала власть в той или другой местности, через полчаса офицеры нашивали на плечи погоны. Это было всюду и везде. А в Кронштадте ни одному офицеру не пришло в голову надеть погоны. Опыт научил их: сейчас под открытым контрреволюционным знаменем бороться с рабочими и крестьянами нельзя. И враги пытаются или разложить Коммунистическую партию изнутри, или выставить очень левые, революционные с виду лозунги, привлекательные для масс. Такими именно лозунгами полна резолюция кронштадтских мятежников.

Почему же капиталисты радуются и поддерживают восстания, где они как будто не являются руководителями, где выставляются лозунги, как будто неприемлемые для них, вроде «Долой капиталистов, да здравствует Советская власть!»? А потому, что все эти бандиты Махно, Антоновы, как и Петреченко из Кронштадта, - все они, независимо от лозунгов, продолжают работу колчаков и Юденичей: они борются с самым сильным врагом капиталистов - с большевиками. Подтачивая и экономически обессиливая своими действиями Советскую республику, они тем самым облегчают капиталистам борьбу против рабочих и крестьян.