Первый путь

С одной стороны мои люди использовали связь как определитель или радар по типу “свой\чужой”, что помогало им не только определить своего собеседника, но и выбрать стиль своего поведения. Я бы это отнес к знакомой мне армейской иерархии, где рядовой или сержант могут спокойно беседовать и даже делиться своим опытом с майором, полковником или генералом, но не будут пытаться ему приказывать. А отношения между по факту незнакомыми, но соединенными сетью людьми похожи если не на семейные узы между двоюродными братьями и сестрами, то очень близко к этому.

В особенности это было видно у детей, которые в отличии от обычных не просто постоянно выясняли старшинство в группе, но и довольно однообразно реагировали на опасность. Примером может служить появление кота на детской площадке, где среди обычных детей может как произойти ссора, где или кота начнут делить на “части” или же крик и плач из-за невозможности всем потрогать кота, так и общая паника, где дети разбегутся в разные стороны, если кот агрессивно на них отреагирует.

В случае с детьми связанных моей сетью, то тут реакции похожи, но только в общем плане, они также могут поссориться, но не из-за невозможности его потрогать, а из-за очередности в его “троганье”. Реакция же на агрессию у таких детей более отличима, в отличии от обычных они не разбегаются в разные стороны, а наоборот группируются и пытаются напугать “врага” своим превосходящим числом.

Такие реакции действуют и в более взрослом обществе, где государственные служащие не воруют не потому, что я им запрещаю, а потому, что воровать у семьи считается не просто очень большим позором, но ты по факту становишься изгоем всего моего общества, что было куда как большим наказанием.

Вообще я даже как-то провел социальный эксперимент, я выбрал три города, где мои люди могли могли бы спокойно воровать из бюджета средства не оглядываясь на мои запреты и контроль.

Если в первом городе они даже не помышляли об этом, ведь в городе жили все свои и портить жизнь семье и себе самому ради горстки монет не было никакого смысла. А вот во втором и третьем городе дела обстояли куда как интереснее.

Во втором городе, где жители делились почти пополам, мои чиновники пытались воровать, но без особого успеха, ведь покупать более дешевые препараты в городских больницы или воровать на строительстве и ремонте различных дорог и домов не получится, ведь ими пользуются и члены своей семьи. Так что в основном в таком городе они начали крышевать частный бизнес в виде небольших мастерских, ларьков, магазинчиков, кафе и иных не принадлежащих “семье” мест.

Последний же город, где концентрация моих людей почти равнялась нулю представлял из себя родную и до боли знакомую глубинку России года девяноста восьмого. Дырявый асфальт, неубранный мусор, наличие игорного бизнеса и даже целых ОПГ, которые подчинялись “зажравшимся” чиновникам и милиционерам. В итоге цельная картина такого себя городишки на окраине мира.

Самое интересное же было наблюдать не за кражей средств, а за их тратой. Если малая часть средств тратилась на собственные нужды, то вот все остальное шло в общак, который помогал не обычным гражданам, а только членам семьи. Как оказалось данный фонд курировал помощь не только различным погорельцам, но и содержал различные закрытые пансионаты, в которых направляли как неизлечимо больных на данный момент членов “семьи”, так и лиц с серьезными ограничениями.

Особенно мне было интересно наблюдать за жизнью не только своих людей, но и обычных граждан, которые не только копировали некоторые привычки моих людей, но и пытались как мои люди определить с кем именно они встретились. Данные попытки вильились в появления цветовой дифференциации на одежде, в виде белых галстуков и веревочек в прическе у медицинских и научных работников, синих цветов у правоохранительных органов, черных у офисных работников и различных чиновников, красных у пожарных и так далее. Если в начале данные обозначения были у единиц, то на данный момент к этому “движению” присоединились не только обычные граждане, но и мои люди, которым по факту такое было без надобности, но оно облегчало взаимодействие с обычными людьми.

Единственное, что скрепляло все народы в моей стране была не только пропаганда, и силовой аппарат, но и спорт. Как ни странно, но создание сначала отдельных спортивных дисциплин, а затем и создание имперских чемпионатов стало тем, что серьезно объединило народ. В особенности это было видно в футболе и баскетболе, которые стали действительно народным видом спорта, ведь количество различных уличных и заводских команд насчитывало сотни тысяч, а за чемпионатом буквально наблюдала вся страна. Главное же было то, что активным продвижением спорта я увлек в нее большое количество молодежи, которая буквально заполняла улицы и оставлять такую бесконтрольную и взрывоопасную массу я не желал.