Первый рассказ

— Сама пришла, голуба, ишь ты, история какая. Это же надо, а? Веди-ка его, пострела, сюда: мать свидание просит.

Лицо Михея стало по-детски радостным, из бороды синевой блеснули зубы. Я с трудом вытолкал за ограду лосенка. Увидев мать, он неуверенно засеменил к ней навстречу. Она опять призывно простонала.

— Вот она, жизнь-то, какая. За дите — на все готова. И людей не боится. Или сердцем чует: не тронут ее, не забидят.

Старик отвернулся, может, слезы скрывал. Лосенок тем временем под бок к лосихе толкнулся, поймал губами набухший сосок.

— Пойду я, дядя Михей.

— Ну ты заходи, заходи. Место я тут приметил. Глухариное. Позорюем. — Он, не глядя, сунул мне квадратную ладонь. — Так заходи.

— Ладно. На той неделе…

Я торопливо зашагал по колеистой дороге, солнце в спину уставилось, лес по сторонам притих, чистый, промытый дождем, весь в переливах света. Было немного грустно, почему и сам не знал. Около поворота я оглянулся, не стерпел. Лосиха уводила лосенка в лес. Она оборачивалась, ожидала, а когда он забегал сбоку и тянулся к соску, снова отходила на несколько метров. И так все ближе и ближе к опушке. Лесник стоял у колодца с непокрытой головой, вслед им смотрел. У ног вертелись две собачонки, окрика боялись. Лес тихо шумел, по-утреннему полный света и теней, где-то робко ударил дятел. Ему ответил второй, и пошла гулять вдоль дороги лесная морзянка.

НИКОЛАЙ ПЕРЕЖОГИН

Пережогин Николай Павлович. 1936 года рождения. Машинист локомотивного депо станции Челябинск. В 1968 году окончил Челябинский железнодорожный техникум.

ЧЕРНОТАЛОВСКИЙ СЛЕД

1

По гулкой осенней дороге примчался в деревню районный посланец с повестками райвоенкомата.

Одну из них получил колхозный председатель Иван Евдокимов. Взял бумажку, чуть жмуря глаза, прочитал: «Евдокимову Ивану Захаровичу… 12 ноября с. г. предлагаю Вам явиться… иметь при себе…» Помолчал. Потом проговорил:

— Ну что же, значит, на фронт… — Подумал: «А кого же вместо себя оставить? — потом нашелся: — Черноталова. Ну конечно же. Старик он толковый…»

Идя домой, Евдокимов остановил девчушку, лет шестнадцати, Феню Тряпицыну:

— Ты, Фенюшка, сбегай-ка за Егором Ивановичем. Пусть зайдет к нам.

— Черноталовым?

— За ним.

Евдокимов, невысокий, плотный, сидел дома, на своем обычном месте, за столом, в углу. Наливал в стаканы, говорил:

— Выпьем, женушка моя дорогая, и вы, сыновья разлюбезные, за то, чтобы все ладно вышло… Чтоб поставили мы фашизму этому огромный крест повсеместно… Чтоб было все, как у нас, русских, говорится, честь по чести!.. А вы того, не вешайте головы… Отца помните…

Не сводила глаз с лица Ивана жена, сокрушенно качая головой, скомканным платком утирала крупные слезы. Кашляли в кулаки, сидели по обе стороны отца сыновья-погодки.

Поднимал стакан Иван, пил. Содрогался, закусывал ровными, как один, грибочками.

И вот, сильно распахнув дверь, ввалился в избу высокий, сутулый Черноталов, поздоровался, опустился на лавку. Снял шапку, расстегнул на дубленом полушубке пуговицы.

Поднялась из-за стола Авдотья, пригласила Черноталова:

— Егор Иванович, милости просим… Чем богаты, тем и рады.

Старик поднял руки, замотал головой. Но Евдокимов сказал:

— При таком случае грешно не выпить… Садись, разговор будет. Надумал я, Егор Иванович, тебя в председатели предложить. Так что с тебя причитается!

— Ты всегда чего-нибудь да надумаешь, — игранул голубыми запавшими глазами Черноталов, опускаясь на табурет, за угол стола. Умолял «только маленечко». Пил тяжело, мученически морщась. Потом был разговор.

— Тут, Егор Иванович, большого ума-то и не надо, колхозными делами управлять, а вот изворачиваться умей. Умей — и все тут, — говорил Евдокимов, дымя папиросой. — Знаем, что в активе ты всегда состоял, одним из первых в колхоз вступил… А теперь, сам видишь, какое время идет. Бабы остаются. А они, как малые дети, ласку любят… Главное, следи, чтобы люди духом не пали!..

— Учи, учи, — улыбался Черноталов, поглаживая седые усы и бороду, — ты поучить можешь. Только, по-моему, так: ласка лаской, а дело делом. Баба — кошка. Ее погладь — она и замурлыкает, нежиться начнет. Так што тут палка о двух концах. Сам говоришь — война. Какой труд нужен?

— Тоже прав. Только с бабами, детишками «воюй» полегче. А то возвратимся и по-свойски разделаемся!..

Смеялись.

У конторы стояли запряженные двухконные брички.

Провожал Егор Иванович новобранцев до района. Сыновей у него не было. Но не однажды прослезился, прощаясь и целуясь с сельчанами. А потом стоял чуть в стороне, смотрел, как расстаются люди. Одни неистово обнимаются, другие молча смотрят один на другого. Третьи дают наказ. А вот еще пара — Тепловы. Черноталов посмотрел, зло отвернулся: «Тьфу, да и только! Как жили, так и расстаются: Лида к нему боком стоит, а Петр курит и ощеряется, как дурак!..»

До войны Тепловы расходились несколько раз. Петр уходил к другой, гнал жену из дому.