— На фронте каждый день умирают наши парни, а вы заявляете: все не так просто! — вскипел Сидней. — Им плевать на то, просто вам здесь или сложно! Им нужна помощь русских, они гниют в окопах, а дома жены и матери получают похоронки. Мы же сидим в теплой просторной квартире, пьем водку и философствуем: все не так просто! Да большевикам наплевать на то, что вся Европа воюет! Им наплевать на немцев, англичан, американцев, им, видите ли, срочно потребовалось создать Город Солнца, коммунизм, учредить свою непомерную диктатуру, и больше их ничего не волнует! А мы сидим здесь и умиляемся: ах, какие лихие ребята, ах, какие резвуны! Ишем пути, как бы их уговорить, как спасти их политические амбиции, умиляясь тем, как они гробят собственный народ! Мы не чужие на этой земле, Роберт! Я родился в этой империи, Ксенофон связан материнской пуповиной с Россией, а большевики сегодня предают поруганию наше с ним прошлое, наши корни, пытаясь все сровнять с землей и выстроить свое мифическое государство! Да поезжайте в Африку, в Австралию, черт возьми, стройте там все, что хотите, но не здесь!
Рейли поднялся и заходил по кабинету. Вернувшись к столу, он налил себе водки и залпом выпил, даже не поморщившись. Закусил соленым огурцом. Локкарт с невозмутимым видом отодвинул от себя тарелку, вытер губы салфеткой. Он не ожидал столь яростного обвинительного напора, хоть он и понимал, что той задачи, которую перед ним ставил Ллойд-Джордж, он не выполнил: Россия окончательно вышла из войны и союз с Германией оказался прочным.
— Политика чаще всего строится на обходных путях, Сид, на компромиссах, уступках, на политических декларациях, в конце концов, извините, что говорю прописные истины, — обиженно выговорил он.
— Кому нужны сегодня ваши политические декларации, Роберт? — поморщился Рейли. Он был на тринадцать лет старше Локкарта и мог позволить себе говорить с ним в таком дружелюбно-снисходительном тоне. — Оставьте эти словесные демарши престарелым дипломатическим говорунам. Вы энергичный, деятельный человек и хорошо понимаете, что путем деклараций с большевиками ни о чем не договоришься. И мы вместе, втроем можем сегодня сделать гораздо больше, если начнем действовать, а не приумножать словесные баталии.
— Что вы имеете в виду? — не понял Локкарт, которого задело это презрительное выражение Рейли «дипломатический говорун». Он сам относил себя к дипломатам и считал, что словом можно сделать больше, чем войнами.
— Я имею в виду то, что Кремль сегодня охраняется одним полком латышей. Последним задолжали уже за три месяца, кормят их отвратительно. Они недовольны всем происходящим, как и Брестским договором, в результате которого Латвия оказалась под немцем. Они недовольны политикой Ленина, который стравливает их с русскими. Можно легко подкупить латышей, которые всегда были жадноваты, захватить Кремль и арестовать все красное правительство во главе с Лениным. А без этой верхушки режим не продержится и двух дней. Вы скажете — это утопия, это нереально. А я вам скажу, что все уже просчитано и осуществить такой маневр вполне возможно. Не будет Ленина с Троцким — остальные большевики сами сбегут. Вот это и есть реальный вклад в будущее России.
Рейли налил себе и Каламатиано виски, съел бутерброд, глядя на неподвижное, застывшее лицо Локкарта, который хорошо умел владеть своими эмоциями. «Он внутренне пока не подготовлен даже к самой этой мысли, а не только к конкретным поступкам, — подумал Каламатиано. — Да и вряд ли будет подготовлен вообще».
— Что ж, это звучит хоть и фантастично, но, наверное, выполнимо при определенных условиях, — осторожно проговорил Локкарт. Он не любил авантюры, Каламатиано знал это, но дипломатическая выучка не позволяла ему с ходу отвергать даже самые невероятные предложения собеседника. — Хотя сам план кажется мне несколько абсурдным.
— Абсурдно звучит ваше желание поехать в Вологду и согласовывать общие позиции, — резко заметил Рейли. Его уже раздражал этот холодно-равнодушный тон хозяина дома. — Ради чего согласовывать позиции, ответьте мне, Роберт? Убедиться, что и Нуланс, и Френсис настроены негативно к Ленину? Для этого не надо ездить в Вологду, потому что я знаю отношение Вильсона и Клемансо к новому режиму, а оба посла не могут идти вразрез с официальной точкой зрения своих правительств. Хорошо, согласуете вы свои позиции. Но что вы будете с ними делать? Носить как знак отличия на шее? Декларировать за обедом товарищу Троцкому? Я скажу то, с чего начал: пора из наблюдателей превращаться в людей деятельных. Если мы с вами по эту сторону баррикады, то давайте за эту сторону и воевать. Не хочется, надо так и сказать: не хочется, не могу, не умею. А писать рапорты и донесения любой журналистишка может и сделает это грамотнее нас с вами.