— Тут к нам один важный гость пожаловал, — сообщил приятель Ефима Львовича: они сидели на Рождественском бульваре, покуривали на скамеечке. — Вы-то его пропустили, и ЧК не встревожилась, хотя он заходил туда и провел там полтора часа. Это станет весьма занятным, если я тебе скажу, что в Москве объявился Сидней Рейли. Крупная птица. Мы его пасем с 1911 года. Работает сразу на две разведки: немецкую и английскую. С русской охранкой амурничал. Но дело не в этом Размах деятельности у этого агента широк. И если его прислали, то англичане что-то здесь затевают.
— А может, немцы? Коли он двух маток сосет? — усмехнулся Синицын.
— Вряд ли. Он с немцами уже почти не контактирует. Война развела. У Рейли в России крепкие связи. У кого, вот интересно, он гостевал в ВЧК? Полтора часа — это обстоятельный разговор, а не то чтобы зайти и передать приветы. Постой! Петерс года три или четыре жил в Лондоне. У него и жена там осталась. Больше там некому приветы передать.
— Ну зашел, передал, что тут такого? — не понял Ефим Львович.
— Да не та Рейли фигура, чтобы бегать и презенты разносить. Я не удивлюсь, если он приходил затем, чтобы завербовать Петерса.
— И как ты считаешь, завербовал? — не без иронии спросил Синицын.
— Если ставилась эта задача, то отчего бы и нет. С пустыми руками он бы к нему не пошел. Значит, какая-то зацепка была, — уверенно сказал приятель Ефима Львовича. — Он профессионал высокого класса.
Подполковник вспомнил этот разговор, когда услышал фразу Брауде о том, что англичанина, который приходил в «Трамбле» с Каламатиано, звали Сид, Сидней. Теперь понятно, что, находясь рядом с таким разведчиком, Ксенофон Дмитриевич и позволил себе расслабиться, а Рейли, нанося дружеские визиты, просто не считал нужным их от кого-то пока скрывать.
— Ты лучше обрати внимание на второго человека, кто был рядом с Каламатиано в «Трамбле». Это Сидней Рейли, англо-немецкий агент. Работает в России с одиннадцатого года. Рейли птица покрупнее Каламатиано.
— А ты сам почему им не займешься? С англичанами же ты работаешь?
— У меня других дел полно. Да и тебе помочь хочется, хватит уже филером рыскать. Раньше в царской охранке с этого начинали, а ты все-таки фронтовой опыт имеешь.
Брауде вызвали к Тракману. Он вышел из кабинета через пять минут с бумагой в руке.
— Опять шифровать заставили. Очередное послание Троцкого. Ты уходишь?
— Да нет, мне еще тоже пару донесений надо отправить.
— Я к тебе зайду, ты мне расскажешь про этого Рейли! — заинтересовался Брауде, убегая в свой кабинет.
Штатные шифровальщики, работавшие в Воен-контроле, были перегружены, а один из них постоянно болел и ходил с температурой. Сегодня он вообще не появился, и Пашу, который быстро освоил шифровальное дело, обычно подключали в таких ситуациях. Он умчался, и Синицын задумчиво посмотрел вслед Брауде. «Его надо выводить из игры, — подумал Ефим Львович. — Паша становится настырным и въедливым».
Великим аналитическим умом Паша не блистал, но зато отличался старательностью и непомерным честолюбием. С первых же дней работы в Военконтроле он всем заявлял, что разделяет политические установки большевиков. Подал даже заявление о вступлении в РКП (б). Поэтому компромат должен быть убедительный и весомый. К примеру, зашифровал приказ Троцкого, а сам оригинал, который Тракман обязан вернуть в канцелярию наркомвоенмора, Паша потерял. За такое, не рассусоливая, могут и под трибунал отдать. В спешке, суете клочок бумаги со словами Троцкого потерять несложно, тем более что с Брауде это уже случалось, но тогда все закончилось счастливо: черновик нашли в корзине для бумаг, а Паша отделался легким испугом и устным выговором. Но капитан был неисправим, а может быть, как бывший фронтовой разведчик, презирал всякую канцелярскую рутину, и его стол был постоянно завален ворохом бумаг и ненужных вещей. Тракман самолично, зайдя как-то в кабинет Брауде, сделал ему замечание. Паша разгреб стол и пару дней поддерживал чистоту, но на третий снова сломался. Все это стоило использовать.
Зашифровав, Паша побежит к телеграфисткам или к юзовшицам, в зависимости от того, какой ап парат стоит в том штабе армии, куда надо отправить секретный приказ Троцкого, а потом к Тракману, отдать рукописный вариант для возврата в канцелярию наркомвоенмора. Такие секретные приказы Лев Давидович в печать не отдавал, а писал от руки и вручал непосредственно своим заместителям, каким по Военконтролю являлся Тракман, чтобы тот, набрав текст спецшифром, отправил в штаб армии, а там шифр хранится только у начальника разведотдела, а на эту должность назначался не старый военспец, а свой, большевик. Троцкий и тут проявлял недоверие к военспецам. Брауде — военспец, и пропажу оригинала ему не спустят.