Первый (СИ)

Иногда я не выдерживаю накала и выхожу на улицу, несмотря на то, что Андрей меня не прогоняет. Брожу по парку, сижу на скамейке и всматриваюсь в лица случайных прохожих.

Возвращаюсь, когда точно убеждаюсь в том, что Кирилл уехал на своем новеньком Порше с территории больницы.

— Как дела? — интересуюсь у Андрея.

— Всё херово. Ничего нового, — обыденно жмёт тот плечами.

Внутри всё сжимается от его тона и настроения. Я прячу за спиной мороженое и прошу Бакурина угадать, в какой руке оно находится — так сильно хочу его порадовать, но абсолютно не знаю, как и чем. Слова точно лишние, а действия уже сделаны и, к сожалению, необратимы.

Гонщик сопротивляется, но больше для вида. Вытягивает шоколадное эскимо с глазурью, ест со мной за компанию. Возможно, ему нельзя, но если чуть-чуть — то можно, правда?

Буквально вчера, прогуливаясь по парку, я встретила санитарку, которая трудится в отделении. Она нянчила внука, играла с ним в прятки. Позже мы присели на одну и ту же скамейку, разговорились. Я по секрету попросила её признаться, выбрасывает ли Андрей мою еду в мусорное ведро. Женщина удивилась и уверенно ответила, что нет.

В тот момент я абсолютно точно поняла, что движусь в правильном направлении. Ему нужны моё присутствие, забота и тепло. Как бы он ни транслировал обратное.

— Ты же знаешь, что скоро будет лучше? — серьёзно спрашиваю.

Гонщик не отвечает, потому что давно разуверился. Он только шумно выдыхает и стреляет в меня раздражённым взглядом.

На днях его главный соперник выиграл ралли-марафон в Монте-Карло и заработал приз в размере нескольких сотен тысяч евро. А должен был Бакурин. Все ставили на него. И я бы поставила, если бы чуть раньше с ним познакомилась.

— Можешь не верить, — снова отвечаю Андрею. — Но я точно знаю.

Решив не развивать тему, мысленно ассоциирую наше общение с морем. Оно то обманчиво тихое и спокойное, то опасно тёмное и штормовое. Когда я замечаю, что поднимаются высокие волны — не лезу. Перевожу разговор в другое русло, или вовсе ухожу. Когда глаз радует безмятежная гладь воды — окунаюсь с головой. Много болтаю, шучу.

И если начистоту, то постоянно ловлю себя на мысли, что живу от встречи к встрече.

Бывает, перед сном лежу и планирую наше будущее. Не в глобальном смысле, конечно. Но старательно ищу новые точки соприкосновения по тем или иным темам. На самом деле сложно находить контакт с человеком, который старше тебя на одиннадцать лет, не слишком приветливо настроен и переживает серьезные изменения в жизни. Почти драму.

В сети теперь всё меньше и меньше упоминаний о гонщике. Папа был прав — такими темпами о нём забудут.

Не поехал в Монте-Карло — бывает. Попал в аварию — жаль. Выпал из спорта на долгое время — что же, прощай, Андрей — бывший номер один. Вместо тебя обязательно придут другие.

Во вторник я задерживаюсь у Бакурина дольше положенного. Признаков шторма нет, а это отлично сказывается на нашем общении.

Я читаю интересную статью о том, как лечат переломы в Китае. Бакурин слушает, слушает. Затем неожиданно перебивает и спрашивает:

— Ты в курсе, что в Китае водители часто добивают пешеходов, чтобы сэкономить?

— Что за бред? — искреннее возмущаюсь.

Андрей откидывается на спинку кресла, закинув здоровую руку за голову. Дёргает уголками губ. Я смотрю на него и хмурюсь, хотя в груди огнём горит. Когда я здесь, со мной так часто происходит. И у меня почти получается с собой справляться.

— Нет, правда. Китайские водители, если уже сбили человека, могут сдать назад и переехать бедолагу еще несколько раз, чтобы окончательно убедиться в том, что пешеход мертв. Они прибегают к такой жестокости из-за того, что в стране предусмотрена высокая материальная компенсация за нанесение травм. Если сбитый пешеход выживет и останется искалеченным — виновнику до конца своей жизни нужно будет выплачивать пострадавшему деньги. Поэтому водителю добить пешехода дешевле — средства придется выплатить лишь раз.

Я слушаю, широко раскрыв глаза. Звучит как безумная легенда. Поэтому я почти тут же лезу в интернет и… впадаю в шок. Такое действительно случается. Страдают и маленькие дети.

— Боже мой. Нет, я бы так не смогла, — тут же качаю головой. – С тобой или с кем-то другим. Лучше бы до конца жизни платила пособия и ездила проведывать.

— До конца жизни? – вскидывает брови Андрей. – Пожалуй, я бы предпочёл, чтобы меня додавили.

Я хочу возмутиться, но нас прерывает звонок мобильного телефона. Спустя минуту разговора с невидимым собеседником понимаю, что, скорее всего, Бакурин разбирает спорные ситуации с юристом. Градус хорошего настроения стремительно ползёт вниз.

— Я пойду, — одними губами обращаюсь к Андрею и указываю на входную дверь.

Он слегка кивает, отпускает. И снова включается в утомительный разговор.

Домой меня забирает папа. Встречает прямо у ворот больницы, просит пристегнуться и настойчиво интересуется, как себя чувствует Бакурин.