Первый снег

Когда страсти немного улеглись, ее приданое в виде двух шкафов и двуспальной кровати вновь перекочевало к ним во двор, кто-то из родни посоветовал освидетельствовать ее у медика и на следующий день уже в городе, осмотревший ее врач-судебный эксперт установил, что она по-прежнему девственница и выдал ее матери документ об этом, а на прощание заявил, что это не редкий случай, мол, бывает, и высказал предположение о том, что видимо у жениха короткий член, и он не повредил плеву.

Следующие два месяца ее обозленные родители пытались через суд взыскать компенсацию за позор и моральный ущерб, причинённый им и их дочери, и судья действительно удовлетворил иск, взыскав, правда, не то, что они просили, а что-то около полутора тысяч рублей, пояснив при этом, что в новой демократической России – недавно принятый гражданский кодекс и нет судебной практики по такого рода делам. На оглашении решения суда неожиданно приключилась драка, сторона жениха никак не желала признавать свою неправоту, и вскоре кабинет судьи напоминал поле битвы с поломанной мебелью, плевками на стенах, вырванными из дел листами, клочьями выдранных волос, порванными платками и разъяренными судебными приставами, пытавшимися разнять дерущихся женщин. Вечером того же дня они приехали в соседнее село, где жили их родственники, и Айшу оставили у них на некоторое время погостить, и чтобы она пришла в себя на новом месте и несколько отвлеклась от стремительно происшедших событий. Она и сама была рада этому, так как возвращаться в родное село, где уличная детвора преследовала ее насмешками, ей вовсе не хотелось.

Пусть мама с папой сами решат, думала она. Освоившись у родственников, она заметила, что, хотя расстояние между их сёлами не очень большое, по образу жизни несколько отличаются от того, к чему она привыкла. Ей сразу объяснили, что в прежние коммунистические времена религию притесняли и теперь, когда все запреты сняты, все село решило жить по-новому. В первую очередь был разгромлен винный магазин, а его владелец изгнан из села. На металлических щитах вдоль дорог, ранее прославлявших КПСС и Ленина, были нанесены уже надписи, прославлявшие величие Аллаха, либо вообще на арабском языке. Она вспомнила, что, когда еще они въезжали в село, она заметила щит с надписью «Добро Пожаловать» и «Здесь действуют шариатские законы!» Для Айши не было чем-то необычным ходить в платке и в длинном платье, так как сельская мода, не отличавшаяся особыми изысками, и так не предоставляла особенного выбора женщинам, за исключением, правда, того, что не несла никакой идеологической подоплеки и была вызвана практической необходимостью. Родственник её отца и его супруга, знавшие о её беде, приняли Айшу как родную и даже начали подыскивать ей подходящую партию в селе, считая, что женщину нельзя оставлять без замужества, кроме тех случаев, которые описаны шариатом, и вскоре дядя Гусейн сообщил ей, что решил выдать ее замуж за весьма достойного человека. Её возражения о родителях, их согласии Гусейн в расчет не принял, заявив, что её надо выдать замуж, а её отец предоставил ему полномочия, позволяющие дать согласие, и вечером следующего дня Айша уже была замужем за Амиром – арабом, воевавшим за свободную Ичкерию по зову сердца и поправлявшим свое здоровье в этом селе после ранения.

После произнесения обряда, она переехала к своему новому мужу, проживавшему далее, в трех домах от дома дяди Гусейна, а еще через неделю оказалась вместе с ним в Ичкерии. От Амира она узнала, что у него уже есть жена и двое детей в Иордании, и что он взял ее как вторую жену, так как это дозволено законом. Впрочем, человек он был не плохой и даже подарил ей перстень, но вскоре был убит в бою, и Айша оказалась в «Доме вдов» где-то под Ведено, где были под одной крышей собраны такие же, как она, вдовы. Кто-то был с детьми, кто без них, но подолгу в этом «Доме вдов» никто не задерживался, их либо забирали родственники, либо вновь выдавали замуж. Так Айша вскоре еще раз вышла замуж.