– Двести рублей, сегодня не так уж много людей, – сказала она, – душевая слева у входа, кровать выбери любую, где никто не сидит. Если захочешь поесть или попить чаю, скажи мне. Все за отдельную плату. Меня тетя Барият зовут. Все понял?
– Все понял, спасибо большое, держите ваши двести рублей.
– Не за что, ты смотри, какой вежливый, – удивилась Барият и, проследив, как клиент вошел и закрыл за собой дверь, с удвоенной энергией принялась выбивать покрывало.
Учитель по дороге на работу зашел к своему, как он считал для себя, другу – отельеру. Застав его на рабочем месте у себя в гостинице, поприветствовав, спросил его о том, может ли он уделить учителю несколько минут.
– А что? – удивленно ответил тот, – для тебя всегда есть время, случилось что-то? Или на работе не клеится?
– Нет, все нормально, я по другому поводу.
– По какому это другому поводу? – опять удивился отельер.
– Просто поговорить, можно?
– Можно.
– Был я на квартире той, и я понял, почему майор так себя вел, он был психом, да, да, не удивляйтесь-психом! – И, увидев округлившиеся от удивления глаза отельера, продолжил: – Там на стенах в его квартире в деревянных рамочках ультразвуковые снимки его детей, видимо, родившихся мертвыми, везде игрушки, даже не распакованные, детские кровати, детская одежда, красивые платьица, в общем, своего рода кладбище несбывшейся мечты. Видимо, где-то на определенном этапе он потерял связь с реальностью, возможно, пойди он к психиатру, я и другие не подверглись бы мучениям, – подытожил учитель. – Возможно, он очень хотел детей. Но увы! – Развел он руками. – Даже слов нет. Ключ я оставил там же, где и нашел, ну вот, в принципе, и все, что я вам хотел рассказать.
– Мда, – проговорил отельер застывший на некоторое время в задумчивости, – всегда вылезает какая-нибудь особенность человека, когда уже и не ожидаешь, вроде. Даже и не знаю, что думать. Не скажу, что мне от этого стало легче или тяжелее, все равно уже как-то. Война давно пришла в наши дома, погибли многие, и мы не знали, откуда пришла эта беда. Ведь тогда, когда все это начиналось, почти все были кругом коммунисты или комсомольцы, строили светлое будущее и потом бац! – Он ударил по столу. – Капитализм. Ты садись, садись, – попросил он учителя, – я тебя подвезу на работу, – сбивчиво начал он, – выслушай меня, я доверяю тебе, а рассказать это некому больше, кроме как тебе. Не поймут. Так вот, когда это все началось, я работал помощником прокурора, боролся с нарушениями закона, иногда выступал перед коллективами рабочих на предприятиях, и ничего вроде бы не предвещало беды. Конечно, не хватало продуктов, вещей каких-то самых необходимых, но мы как-то справлялись. Но вот когда объявили свободу предпринимательству, вдруг сразу все рухнуло, и я не знаю почему. Люди увлеченно занимались бартером, выпуском каких-то вещей или продуктов питания, цены все время росли, и нам вдруг прекратили выплачивать заработную плату. В стране внезапно не оказалось денег. Ну ты тоже помнишь, наверное, в какой-то степени это и вас в селах коснулось.
– Да, – сказал учитель. – Я был тогда студентом, помню, что были перебои с выплатой стипендий, сигареты пропали в магазинах, сахар, масло, даже зубной пасты не было, – рассмеялся он.