Сорок километров безумия. Именно так можно было назвать наш марш. Когда ты не понимаешь, что происходит вокруг, но точно знаешь, что остановка равносильна смерти. Когда сзади снова и снова догоняют отряд ударные волны и затухающие хлопки, когда весь горизонт над центральной частью аномальной зоны затянут тучами мутной энергии, а опытный маг смерти рядом с тобой начинает мучаться фантомными болями от обилия своего аспекта, щедро разлитого в пространстве. Когда вокруг дохнут от странного воздействия одни аномальные звери, а другие проносятся мимо и вообще не обращают на тебя внимания.
Сколько мы так бежали? День? Час? Я потерял счёт времени и очнулся только в тот момент, когда мы пересекли границу аномальной зоны. Это было сродни тому чувству, которое испытывает марафонец, срывая ленту на финише забега. Часть двужильных Витязей начала падать на землю, будто у них подкосились ноги. Я по инерции пробежал ещё пару десятков метров и опёрся плечом о ствол сосны.
Дыхание с хрипом рвалось из груди. Наверное, из всех нас, только Нюша сейчас смогла бы бежать дальше. На своих двоих. Потому что Шустрик выглядела не намного лучше загнанного коня. Следом подошёл Рыков, смотревшийся настоящей глыбой на нашем фоне, и протянул мне древний мобильник. Где его достал Аршавин я не знал, но этот агрегат работал даже после всех наших приключений в аномальной зоне.
– Разумовский, – чуть отдышавшись, произнёс я.
– Слава Богу! Где вы, Ярослав Константинович? – послышался из динамика взволнованный голос Шатуна. – Неважно. Главное цел. Сейчас сам найду. У нас тут столько всего случилось!
– Погоди, Ратай, – устало произнёс я. – Что случилось? Нас же не было всего пол дня.
– Вас не было больше суток, ваша светлость, – хмыкнул в ответ Аршавин. Его явно отпускало лютое напряжение, раз командир дружины позволил себе подобную вольность. – И у меня для вас есть очень важные новости.
– У меня тоже для тебя есть новость, Николай Петрович, – ответил я. – Правда, всего одна.
– И какая? – осторожно спросил мой собеседник.
– Похоже, нужно кое-что пересмотреть в наших представлениях о природе аномальных зон, – ответил я. – И это «кое-что», уверен, «кое-кому» не понравится. Очень сильно не понравится…