Первый толчок

Мальчишка невольно посмотрел на туфли и брюки отца; перепачканные еще больше, чем у него, по промолчал. Хатын Арвад кое–как почистила ребятишек, Гасан завел «Запорожец» — к своему удивлению, с первого раза, притихшие дети залезли в кабину. Машина тронулась, вздымая пыль и удаляясь все дальше и дальше. Сзади она казалась бегущей по дороге курицей, собравшей под свои крылья цыплят: из каждого окошка высовывалась детская головенка.

* * *

Сенокос в долине Пиркалем набирал силу, и Ка–сум мог бы перевести, наконец, дух: люди выходили на работу дружно, уходили лишь тогда, когда солнце скрывалось за Курой. Гасан вывел своих школьников на сенокос, ребята старались вовсю. Даже старый Гафароглы и тот не остался дома; кдк бы рано ни пришел бригадир в правление, старик уже сидел на крыльце, ждал других, чтобы отправиться вместе со всеми в долину Пиркалем.

Но такой уж был у Касума характер — он и сейчас продолжал беспокоиться и суетиться, справедливо считая, что начать дело — хорошо, а хорошо закончить его — еще лучше.

Долина Пиркалем, зажатая между гор, походила на русло широкой реки. Она тянулась до самой границы лесов; сильный ветер вдоль долины колыхал высокую, густую траву, и казалось, полноводная зеленая река несет свои волны в зеленое море леса.

Косилки стрекотали и словно бы покачивались на этих волнах, как неуклюжие суденышки. Возле скал косили вручную. Жара плыла над. долиной, вчера скошенную траву можно было уже убирать.

Гасан, снимая с потного лица прилипшие былинки, приставал к Касуму:

— Ну, теперь твоя душа довольна? А то одни упреки: упустим время, пропадет трава…

Касум, подбирая сено, пропущенное машинными граблями, ворчал:

— Смотри, что делается! Вон сколько оставили. Это же — золото, чистое золото!

— Я скажу своим школьникам, подберут, — успокоил его Гасан. — Ну, что бы ты делал без них, а?

— Это верно, — согласился Касум. — Вы нам здорово- помогаете. Нет, ты только взгляни, какая красота!

Зрелище и впрямь было прекрасным. Ветер чуть переменился, и теперь по всей долине вздымались разноцветные волны: зеленые, фиолетовые, серебристые.

— Машаллах, — продолжал Касум. — В этом году трава росла не по дням, а по часам. Даже на камнях! Наконец–то скотина голодать не будет зимой.

— Ты о людях больше думай, сосед, — сказал Гасан. — Трава — она и есть трава. Вот где настоящая–то красота! — Он показал на цепочку школьников, равномерно взмахивающих граблями возле скалы. — Смотри, как; работают. А ведь хотели их в другую бригаду отправить. Я не позволил.

— Спасибо тебе.

— Да. Все–таки соседи. Если соседя друг другу не помогут, кто позаботится?

Гасан явно куда–то клонил разговор. Касум на всякий случай возразил:

— Ты не мне —.колхозу помог. Коровы — колхозные. А я, веришь ли, даже вкуса их молока не знаю.

— Ну, ну, не прибедняйся. Ты в колхозе не последний человек, а в своей бригаде и вовсе первый. Получишь высокие надои — тебе благодарность. Да и не только благодарность, кое–что посущественнее, верно?

— Ох, жара! — сказал Касум, стараясь не дать возможности Гасану окончательно повернуть разговор в нужном ему направлении. — Попить бы… Губы пересохли. Да и перекусить пора.

И он быстро пошел прочь от Гасана к колхозникам, покрикивая на ходу:

— Перекур! Перекур!

Ему действительно очень хотелось пить. Идти до кустов колючки, где в тени стояла бочка с водой, было далеко, и Касум направился к одинокому карагачу, поднявшемуся среди камней. Здесь, вдали от людей, устраивался на отдых в эти дни Солтан, и бригадир решил, что у него наверняка припрятан где–нибудь под деревом кувшин с водой.

Горлышко кувшина торчало из травы возле карагача, Касум припал к нему, с жадностью глотая прохладную воду, и вдруг его словно кто–то толкнул под руку. Он даже поперхнулся. Рядом с ним стоял Солтан. Только сейчас Касум подумал, что не надо бы трогать кувшин; любой другой и внимания не обратил бы на такой пустяк, но от Солтана всего можно ожидать, лучше с ним не связываться даже по пустякам.

— Прости, сосед, — поспешил извиниться Касум. — Все горло эта жара высушила, думал, не доберусь до своей фляжки.

Вид у него был такой виноватый, будто Солтан застал его на месте преступления.

Он не ошибся. Солтан с мрачным презрением окинул Касума взглядом и резко сказал:

— Ты меня за человека не считаешь? Что я тебе плохого сделал? Пей себе на здоровье, хоть лопни!

Вот и пойми его. Правда, лучше не связываться. Не знаешь, как и подойти к нему…

Долина Пиркалем мало–помалу замирала. Затих стрекот машин, звуки косовицы: мягкое вжиканье кос о траву, резкое — о точильные бруски. Отирая лица, все спешили укрыться в тень кустарника. Как будто обрадовавшись долгожданной тишине, отовсюду слетелись жаворонки и свиристели, запели, заиграли, но вскоре и они умолкли, видно, не выдержав зноя. Ветер ослаб. В воздухе пахло травой и потом.