- Ну и пусть мухомор, - добродушно сказал он. - Плохо разве? А ты кто? Самошка-блошка?
- Я? Нет, брат, не блошка. Ко мне никакая кличка не пристает. И так пробовали называть и этак - ничего не выходит. Самоха я, да и только. Вот уже пятый год, как Самоха. А ты не злись, убери губы. Думаешь, я забыл, как ты за меня директора просил? Ты думаешь, я против тебя иду? А если сказал тебе то да се, так я не потому. Чудак ты… А бровь у тебя почему одна выше, а другая ниже?
- Так родился. А тебе что? Завидно?
Самоха сел рядом. Вздохнул:
- Ты не дуйся. Меня, брат, Швабра тоже поедом ест. Только я теперь - тьфу. Не горюю. Мне теперь все разно… А у нас тут весело. Коряга и Медведев - хорошие ребята.
- Да и ты, похоже, что неплохой…
- Правда?
Самохин обрадовался.
- Я что? - сказал он. - Если меня не трогают, и я не трону… Ты в чехарду любишь скакать?
- Люблю. А ты?
- Я тоже…
В классе почти никого не было. Все носились по коридору. Мухомор и Самоха сидели молча.
Ударил звонок. Гимназисты шумно ринулись в класс. Самохин поднялся и тихо спросил Володьку:
- Дружить хочешь?
- Хочу, - твердо ответил тот.
- Ладно… - Потоптался на месте, пошарил в карманах и сказал ласково: - Значит, ты Мухомор теперь?
- Да.
- Так… Окрестим с музыкой. А вот и печать тебе.
И Самоха со всего размаху хлопнул Володьку по спине. Тот даже пригнулся.
- Ничего, - виновато сказал Самоха, - это на память, в знак дружбы. Это у нас правило такое. - И пошел к своей парте.
Сел и вдруг почувствовал какую-то новую, теплую радость. Весь урок был молчалив и тих. О чем-то все думал… Думал и улыбался.
А Володька время от времени оглядывался на него и почесывал спину…
«ПОПОЧКА, ВЫ ОПОЗДАЛИ!»
На перемене Самохин позвал Корягина и Медведева, отвел их в сторону и сказал строго, по-деловому:
- Сегодня же крестины.
- Имя? - спросил Медведев.
- Мухомор.
Подумали, одобрили.
Самохин оглянулся по сторонам. Убедившись, что никого нет, повернул Корягина к себе спиной, вывел ему мелом на куртке рожу и сказал:
- Иди, сын мой, и пророчествуй.
Не прошло и пяти минут, как весь класс уже знал о предстоящем торжестве и новоявленном «пророке».
А «пророк» стоял на кафедре и провозглашал мрачно:
Многие шли и каялись.
Медведев пришел первым и сказал:
- В дневнике кол на четверку перестряпал. Прости, святой отец.
- Молись! - дико заорал «пророк». - Молись, обезьянья рожа!
- Вот будет вам, - заметил Амосов, - вот будет вам, если батюшка узнает.
- Ты не скажешь, так не узнает, - заметил кто-то.
- А вы не кощунствуйте. Грех. Будет вам на том свете.
- Смотри, как бы тебе на этом не было, - пригрозил Самохин и подмигнул Корягину. Тот понял и утвердительно кивнул головой.
На большой перемене почти всем классом сбились в уборной. Старшеклассники возмутились, им самим было тесно. Однако после долгих споров, за две булки и три яблока, они согласились очистить помещение.
Началось «крещение».
Притащили Володьку, поставили в круг.
Медведев провозгласил:
- Вонмем!
Хор тихо и стройно:
- А-минь…
Корягин откашлялся и начал самохинскую панихиду:
Хор (молитвенно):
Корягин:
Хор продолжал подтягивать, повторяя припев, а Коряга все громче и громче:
Хор (еле слышно):
Самохин:
- Стой!
И вышел, ведомый под руки двумя приготовишками, польщенными великой честью прислуживать при таком исключительном торжестве.
- Братья! - запел Самохин. - Подайте мне древний кубок.