Грошев посмотрел на Вларона, тот, набычившись стоял напротив. Вся его поза, весь его вид был отражением его собственного представления об отце. Того, что сохранила память. Возможно, эти воспоминания были справедливы, но все рано однобоки. Ведь было же в нем что-то хорошее. Очень давно он учил Макса ездить на велике. Или когда они проводили выходные в гараже, лежа под автомобилем. Тогда мир грязных механизмов, инструментов и терпеливых пояснений отца казался парню завораживающим. Сейчас все это воспоминалось как сон, или бред.
— Откуда идет газ?
— Хрен знает, Малой. Откуда-то снизу.
— А нам надо спуститься?
— Верно.
— Есть шанс, что на самом деле мы лежим сейчас где-то в воде и пускаем пузыри? — Макс снова качнулся, но удержал равновесие.
— И очень большой, — ответил Раимов, — Что ты видишь, Максим? — впервые со дня знакомства мужчина назвал его по имени, это ли не признак прогрессирующего бреда.
— Отца. А ты?
— Мать, — мужчина рассмеялся, — Интересный выверт, если учесть, что она сбежала с каким-то придурком в столицу сбросив меня на руки бабке сразу после рождения. А вернуться запамятовала, — он посмотрел на парня, — Скучаешь по отцу?
Грош едва не спросил по которому: по тому, что учил его вырезать фигурки из дерева и подарил первый перочинный нож, или по тому, что выпивал за ужином пару рюмок, а потом манил его пальцем, и хватал за ухо, называя чернорубашечником, хотя до того, как он первые наденет форму пройдёт еще немало лет.
Это все газ, он провоцирует образы и видения, он воскрешает не только мертвецов, но и чувства. Парень потряс головой, и тут же склонился, картинка расплылась, его начали сотрясать спазмы, но выходить давно уже было нечему.
— Держи, — Тилиф дождался пока парень смог восстановить дыхание и протянул ему сложенный в четверо листок бумаги. Макс протянул руку и промахнулся на добрый десяток сантиметров, — Фото робот одного из тех, кто убил твоего батю. Я долго размышлял отдавать или нет.
— Одного из?
— Ты не в курсе? По версии корпуса Траворота преступников в черных рубашках было двое, — парень снова протянул руку, но на этот раз Шрам, словно в насмешку, убрал листок сам, — Дай слово, что посмотришь, когда выберемся. Если выберемся.
— Даю, — быстро сказал Грош выхватывая бумагу и тут же разворачивая ее и направляя на черно — белый рисунок фонарь.
— Ну, Малой, — скривился Тилиф.
Макс посмотрел на стилизованное лишённое индивидуальности изображение.
— Вот оно как, — проговорил заглядывающий через плечо отец.
Парень смял листок и отбросил. Лицо было вполне узнаваемо. «Один из», о личности второго Грошев уже начал догадываться.
— Твое лицо тоже печатали на таких, — неожиданно произнесла мертвая девушка.
Многие думают, что блуждающие не способны ни на что кроме ненависти. И они правы. Но если уж их материя может сформировать руку, что бы взять в нее нож, то почему бы не сотворить подобие гортани, чтобы издавать звуки. Другое дело, что обычно им нечего сказать. Во чтобы не перерождались души после смерти, в них оставалось слишком мало от человека. Разве что память.
— Было дело, — Тилиф повернулся к девушке.
— Ты сидел? — удивился Грош, он почему-то считал Раимова неуловимым для корпуса.
— Нет. Она забрала заявление, — он прикрыл глаза, — До сих пор не знаю почему.
— Что ты сделал?
— А ты догадайся, — лицо Тилифа застыло, — Ты же умный парень, Малой, что мог сделать двадцатилетний бугай, мнящий себя пупом вселенной, с задавакой, давшей ему от ворот попорот? С красивой задавакой.
Макс скрипнул зубами.
— Заткнись, — вяло огрызнулся Шрам на стену, — Я может урод ещё тот, но ее не убивал. Она умерла спустя пару лет.
— Умерла? От болезни? — спросил Макс.
— От веревки на шее, — мужчина дернул плечом, и снова рявкнул в пустоту — Хватит! — и, отвернувшись, добавил, — С призраками проще, их можно обуздать, а это, — он махнул рукой, — Чтобы избавиться от глюков, надо отпилить голову.
— Хорошая идея, — вставил Грошев старший.
Впервые парень был с ним согласен.
— Ладно, — Шрам неловко поднялся, сдавлено застонал, когда пришлось опереться на раненую ногу, — Хватит жевать сопли. Я иду на выход. Все остальные могут либо следовать, либо идти к черту со своей моралью, — он поднял сломанный стул, и захромал к крайней правой выработке.
— Концентрация газа там может быть выше, — парень встал и осветил темное отверстие.
— Тогда начинай дышать через раз.
Вбитые прямо в стену металлические скобы заменяли лестницу. Тилиф спускался долго. Шипел, сквозь стиснутые зубы, иногда в полголоса ругался, пока, наконец, не повис на руках и не разжал их, упав на камень. Приземлился он плохо, издав отрывистый крик, и замер на месте, стиснув кулаки от боли.
Макс поймал в круг света его белое постное лицо и не нашел в себе сил для сочувствия.
До развилки они добрались минут через двадцать. И если концентрация газа и была здесь выше, то они этого не заметили. Призраки и видения остались выше, или надежно спрятались в их головах. Максу казалось, что он плывет в тумане. Если раньше картина расплывалась редко, теперь же она редко становилась четкой.