— Взять хотя бы… Прибытие американских эсминцев, скорее всего, действительно нам на руку, оно может свести на нет всю сегодняшнюю вербовку. Мы, несомненно, воспользуемся этим козырем. Да, скорее всего, это нам на руку… Но это не основание считать, что мы уже одержали победу. Никогда не следует недооценивать возможности противника. Мы сильны, и массы с нами — это верно. Враг ведет себя глупо, не считается с чувством национального достоинства, с самолюбием французов и, прежде всего, не учитывает, насколько у наших рабочих развито классовое сознание, — это тоже верно. Американцам кажется необъяснимым, почему во Франции столько коммунистов. Янки слишком самоуверенны. И ведут себя слишком заносчиво, так, словно хозяева тут они, а нас уже считают своей колонией. Но все это отнюдь не означает, что мы, со своей стороны, тоже можем делать глупости. Нельзя вести борьбу, считая, будто противник уже разбит. Наоборот, мы в любой момент должны быть готовы к новому удару, который никогда не явится точным повторением предыдущего. У врага каждый раз новые приемы. Нужно всегда помнить, что если мы что-то и упустили из виду, то противник все учтет. Вся их система на этом и основана. И даже если они что-то и проморгают, мы, со своей стороны, должны действовать так, будто они обо всем подумали, тогда мы всегда будем готовы к любым неожиданностям…
Дэдэ говорит очень просто, повторяя одни и те же слова, одни и те же обороты: «Это верно. Но это не основание… отнюдь не означает…» Они кажутся такими привычными, знакомыми, и Дэдэ от этого становится всем еще ближе, понятнее…
— Ну вот, возьмем хотя бы безработных. Вы подумали о них?
— Нет, ты прав, — откровенно признается Анри, обеспокоенно оглядывая товарищей.
— А враг, вероятно, о них подумал. Сколько раз он уже прибегал к этому средству. Наверно, их уже вызвали в порт или мэрию и сказали: или вы будете работать, или вам придется распрощаться с пособием для многодетных. Вы станете уже не безработными — а саботажниками.
— Разреши, Дэдэ, — прерывает Анри.
— Конечно, конечно.
— А вдруг их уже вызвали? Клебер, кто из безработных-коммун-истов живет поблизости?
— Пьерон, Куврер.
— Знаешь что, заскочи к ним, ладно? Спроси, не вызывали ли их случайно? Будем хоть, по крайней мере, знать.
Клебер, скрепя сердце, уходит. Ему очень хотелось дослушать Дэдэ, но долг прежде всего.
— Как мы могли забыть о такой важной вещи! В случае, если их на самом деле уже вызывали, нужно немедленно найти способ переговорить с ними, — волнуется Анри.
— Я как раз об этом подумал, — вставляет Робер.
— Ладно, там видно будет, — говорит Дэдэ. — Но вот вам новое доказательство того, что ни на минуту нельзя забывать о планах врага, надо всегда помнить — ничто не делается само собой, тем более противник у нас сильный. Ну ладно, это первое. Дальше. Второе, то, из-за чего, собственно, я к вам и приехал. Я хочу сказать, что, так как значение всего происходящего здесь выходит за рамки вашего порта, федерация приняла соответствующие меры. На завтра, на вторую половину дня, вы наметили демонстрацию? Очень хорошо. Но в организации движения должна принять участие не только ваша секция. Надо поднять на борьбу весь департамент, всех железнодорожников, рабочих других крупных центров, крестьян. Вопрос не только в проявлении солидарности с вами, это само собой понятно, но надо еще найти способ вовлечь в борьбу все население. Железнодорожники, например, могут… Ведь нет уверенности, что все горючее пойдет на местный склад… Я собираюсь написать этим же вечером статью для завтрашнего номера газеты, я просил поместить ее на первой странице. В «Юма», конечно, сообщат по телефону. Здесь речь идет о национальных интересах, и тот, кто не понимает этого, вообще ничего не понимает. «Юма» наверняка пришлет сюда своего корреспондента. К чему я все это говорю? Наши докеры должны понять — они не одиноки.
Эх, надо было мне сегодня утром об этом сказать, с сожалением думает Макс. Обязательно надо было. Ведь докеры, даже коммунисты, всегда опасаются, что они окажутся брошены на произвол судьбы. В самом деле, почему же Макс об этом не сказал? Пожалуй, потому, что и сам подсознательно думал так же, как его товарищи. Конечно, это вовсе не означает, что только слова Дэдэ переубедили его, до этого еще не дошло, но все же…
— Мне кажется, надо немедленно тиснуть об этом листовку, — не стесняясь, прерывает он Дэдэ, чтобы исправить свое упущение.
— Да, но для этого, — замечает Робер, — придется пойти… — он оглядывается по сторонам, нет ли посторонних, — к Люсьену. Повсюду кишмя-кишат охранники, и я решил спрятать профсоюзный ротатор. Они могли его у нас отобрать.
— А краска и все остальное? — интересуется Макс.
— Оставил там. Надо сходить в барак или же раздобыть в другом месте.
— Хотите, я этим займусь? — предлагает Макс.
— Ладно, — соглашается Анри.
— И текст тоже будет на мне?