Но с другой стороны, я отправлялась вниз не на экскурсию для собственного развлечения. Я ввязалась в это, чтобы побороться за всех нас, и союзники должны были меня поддержать – возможно, вплоть до того, чтобы отправиться в выпускной зал вместе со мной. В день выпуска на рывок есть в лучшем случае пятнадцать минут. Если ты не готов свернуть, когда тебе кричат: «Налево!», не стоит заключать союз. То есть Аадхья практически предлагала мне взять с собой ее и Лю.
Сидя на постели, я обхватила руками колени и задумалась. Какая-то крошечная трусливая часть моей души, хныча, желала поймать Аадхью на слове. Конечно, я предпочла бы, чтобы спину мне прикрывали она и Лю, а не какие-то незнакомые выпускники, которые запросто меня бросят, если что-то пойдет не так. Но я не собиралась тащить Лю и Аадхью на линию огня. Я была практически уверена, что не вернусь – и остальные тоже. Десять-пятнадцать человек, отправляющихся в выпускной зал, чтобы починить механизм? Максимум один шанс из ста. Проще уж было остаться в Уэльсе.
И я сказала Аадхье:
– Я не позволю Ориону пойти туда в обществе пираний из выпускного класса. Кто-то должен его прикрыть. Он спасет их шкуры, а потом они обрежут заклинание-крюк, и ему придется выпускаться с ними. Он не заметит подвоха, потому что увлечется злыднями.
Не исключаю, что выпускники действительно могут устроить что-нибудь такое. Но я об этом как-то не особо беспокоилась. Если мы починим механизм, выпускники, скорее всего, увенчают Ориона лаврами: они пройдут к воротам через очищенный зал и получат гарантированные места в анклавах. И для меня это было достаточным поводом пойти, а для Аадхьи и Лю – остаться.
Я
Я не была кумиром школы. И да – все думали, что мы с Орионом встречаемся, но никто не верил, что я его люблю. Ребята считали, что я его использую, и очень ловко. От меня ожидали худшего, а не лучшего, и когда я вызвалась пойти с Орионом, это не выглядело совсем уж бредово. По мнению окружающих, я согласилась потому, что все хладнокровно обдумала и поняла, что это неплохой шанс для отщепенки, которая в жизни не попадет в анклав, если потеряет Ориона.
Всем нам здесь приходится играть своей жизнью – выбора в школе нет. Фокус в том, чтобы понять, когда стоит рискнуть. Мы смотрим друг на друга, ожидая подсказок. Как ты думаешь, где тут лучший стол? Как считаешь, стоит ходить сюда на занятия? Все готовы ухватиться за любое преимущество. Когда я сказала, что пойду с Орионом, это значило, что минимум один предположительно разумный человек не усомнился в его перспективах – и тогда ребята из анклавов сказали свое слово. И теперь добровольцев было больше, чем свободных мест, потому что я перетянула чашу весов.
Если я откажусь – кто знает, сколько выпускников задумаются? Они могут решить, что на самом деле я веду двойную игру. Вдруг я просто пытаюсь уничтожить десяток лучших выпускников и притормозить остальных, чтобы не дать им сломать стены или утащить наш класс с собой на выпуск? Это был бы не самый глупый ход, и наверняка местные умники его предусмотрели – и внимательно следили за мной, чтобы проверить, не соскочу ли я в последнюю минуту.
Кроме Клариты с нами шел Дэвид Паэрс, номер два в рейтинге – чуть-чуть не хватило (признаюсь, именно так я мысленно его и называла). Он тоже был заклинателем и с самого начала не скрывал своих стремлений – каждому, примерно через полминуты разговора, он сообщал, что выпустится с отличием. Он сказал об этом даже мне, в младшем классе, когда я в читальном зале случайно уронила его книги. Он наорал на меня и гневно спросил, знаю ли я, кто он такой (я не знала, да и впоследствии особо не интересовалась). И вот Дэвид шел с нами – явно потому, что его не устраивало гарантированное место в сиднейском анклаве: он хотел иметь выбор. Чтобы подобраться к первым строкам рейтинга, нужно хорошо развитое самолюбие. У Дэвида оно прямо-таки зашкаливало.