Первый узбек: Героям быть!

Халил, пришедший вечером к Зумрад, долго, со вкусом пил чай со слоёной лепёшкой, нахваливал лакомство, приготовленное младшей снохой, и долго говорил. Разговор был обо всём, что произошло в этот беспокойный день. Но больше всего о том, что он на некоторое время должен будет уехать в Бухару.

– Слава Аллаху, что сейчас в Бухаре правит просвещённый государь Абдулазиз-хан. Его поддержали Джуйбарские шейхи. От его милостей зависит и правитель Афарикента Искандер-султан. Абдулазиз-хан покровительствует поэтам и учёным и сам пишет стихи. – Обо всём этом ранней весной этого года рассказывали погонщики верблюдов из посольского каравана, отправлявшегося в Китай. – Я сам всё слышал, люди из посольства сильно хвалили хана. Они говорили, что это достойнейший владыка. Он даже снизил налоги. Правда, их с нас собирают той же меркой. Хорошо, что не увеличивают. Именно поэтому я и решился ехать в Бухару, сердце моё. – Зумрад вздыхала с самого утра, с того мига, когда Халил с родственниками вернулся от казия, но мужа не донимала просьбами остаться.

Они давно мечтали о том, как сделать так, чтобы в Бухаре был второй дом. Как устроить Закира более удобным образом, не отдаляя его от семьи, а пытаясь приблизить. И тут такой случай! Неприятный, но именно используя переезд братьев в Бухару, не насовсем, на время, можно восстановить с нелюдимым племянником родственные отношения и покрепче привязать его к себе.

– Муж мой! Вы всегда всё делаете правильно, вы думаете на несколько ходов вперёд. Как это делается в игре «Четыре рода войск». Её бобо Одыл привёз из Хиндустана. Все наши мужчины прекрасно научились играть. Я ни словом, ни делом, ни мыслями ничего не имею против Бухары. Я понимаю выгоду того, что у нас в Бухаре будет свой дом. – Хорошо, что мечтания осуществляются!

– Сердце моё, не рви мне душу. Я и так страдаю…

– Но я так буду тосковать без вас, я так буду горевать каждый день, проведённый без вас! Волосы на моей голове давно все седые, и ночи, которые мы проводим вместе, безгрешны. Но я не могу даже подумать о том, что вас полгода не будет дома. Я за это время могу умереть. Мне уже почти пятьдесят лет. Многие мои подруги уже давно гуляют в садах Аллаха. Но я, несмотря на болезни, ещё надоедаю людям в этом мире. Умоляю вас, берегите себя, помните каждое мгновение, что мы с Лайло молимся за вас, мы вас любим больше своей жизни. – Зумрад изо всех сил старалась не проронить ни единой слезинки: она сможет вдоволь поплакать потом, а сейчас она должна быть сильной и мужественной.

Халил понимал, как тяжело даётся старшей жене это напускное спокойствие, это показное равнодушие. Он решил не бередить раны преждевременно, а заниматься повседневными делами.

– Душа моя, как вы считаете, справится ли Карим со всеми делами? Не будет ли урона нашей мастерской и заказам, что поступают на различные вышивки и другие безделушки? – Халил хорошо понимал, что работа вышивальщицы оплачивается намного дешевле, чем работа плотника, но является хорошим подспорьем для блага семьи.

Ни один мужчина никогда не скажет, что он ценит работу женщины наравне с мужской. Поэтому отношение к вышивке было несколько пренебрежительным. Вот если бы вышивкой занимался мужчина, тогда другое дело. О его работе говорили бы уважительно, и стоила она в два-три раза дороже, чем работа Нафисы. Зумрад ласково взглянула на мужа.

– Думаю, что справится. А если не справится, то рядом всегда стоит Лайло. Уж она не только ни одного медного фельса не упустит, она ни одной пылинки зря не потратит. Всё сметёт в кучку и сложит в сундук! Вы же знаете свою младшую жену.

Халил усмехнулся. Во всём Афарикенте не было более скупой женщины, чем Лайло. Она могла подать милостыню, могла раздать подарки во время курбан-хаита. Но попробуй попросить у неё взаймы до лучших времён несколько монет, или какой-либо инструмент денька на два: кетмень, лопату, урак. Лайло мгновенно становилась глухой. Хорошо, если просто глохла. Она могла так высмеять человека, пришедшего с нелепой просьбой, что любой был готов провалиться не просто сквозь землю, а в самую преисподнюю.

Она наперечёт знала, у кого в махалле какие заработки. Кто проиграл дневную выручку в чайхане, поставив на незнакомую перепёлку большой заклад. Кто купил в долг украшение для жены, не подумав о том, что в хозяйстве нужнее новый кетмень. Кто побоялся потребовать причитающиеся ему деньги за выполненную работу. Для всех находилось острое словцо. По всем обычаям в доме деньгами распоряжались мужчины, но так повелось в семье Халила, что Лайло знала о каждом таньга, отложенном и спрятанном в надёжное место. Она видела своими кипчакским глазами каждый фельс, что лежал и дожидался того мига, когда его на базаре обменяют на нужную вещь. Или на все те вкусные приправы, без которых в семье не готовили ни одно блюдо.