Первый в списке на похищение

– Я тебя люблю, Вава, – Виолетта назвала Белозерцева так, как его звали когда-то в детстве, вздохнула, потянула Белозерцева за собой в квартиру.

– И я тебя люблю, Вика…. Это взаимно, – произнес он, согнулся, втягиваясь следом за Виолеттой в квартиру. – Только вот… видишь… В общем, дурак я.

– Нет, Вава, ты не дурак, ты далеко не дурак, и раз ты решил что-то сказать, значит, это наболело, это нельзя – держать в себе. Ты рассказывай, рассказывай, не держи в себе тяжесть, расскажешь – легче станет.

– Вика, помнишь, как мы с тобой познакомились?

– Хорошо помню.

У одних романы, связи, знакомства начинаются со знойного Юга – это самое распространенное, там все завязывается легко, все кажется романтичным, влекущим, все припахивает сладкими соблазнительными фруктами и морем, – впрочем, серьезных продолжений у южных романов почти не бывает, у Белозерцева и Вики такое случалось не раз, ни один роман не стал заметным. У других – со встречи на какой-нибудь московской пирушке, у третьих – с полета по служебным делам в Носоноговск либо в Нижнепупинск с прилегающим к нему Нижнезадовским геологическим месторождением или что-нибудь в этом роде, когда кресла женщины и мужчины оказываются рядом и сближение происходит в дороге, у четвертых – со спектакля в престижном столичном театре – Большом или Малом, куда ходит избранная публика, у пятых и шестых – еще как-то… Можно вообще подойти к хорошенькой девушке на замызганной, истоптанной поросятами улице города Курицына и спросить: «Девушка, вы не подскажете, как проехать к станции метро “Кропоткинская”?» А девушка эта вообще никогда в жизни не видела метро, только читала о нем в книжках… И совсем неважно, что она ответит – пусть это вообще останется за пределами сознания, главное то, что она обязательно обратит внимание на человека, задавшего ей нелепый вопрос. Ну а дальше – дело техники.

Примерно так и Белозерцев познакомился с Викой.

Он увидел ее, одетую во все белое – в белом костюме, в белых лаковых туфельках, с белой сумочкой, небрежно повешенной через плечо, стоящую около высотного здания на Смоленской площади, не сдержался и подошел к ней:

– Девушка, скажите, из какой вы сказки?

Он не помнит уже, что она ответила, да и неважно это было, как и в случае с прекрасной обитательницей города Курицына, важно, что она обратила на него внимание, серые умные глаза ее сделались удивленными, она сощурилась, будто смотрела на Белозерцева сквозь прицел, и он почувствовал, как в лицо ему ударил ветер «Сейчас ведь сбросит со скалы вниз, – невольно подумал он, – в море, в волны, на съедение крабам и рыбам. Нет бы подумать, прежде чем спрашивать, из какой сказки, – надо ли это ему или не надо? Но, с другой стороны, «царь он или не царь, тварь дрожащая или право имеет, быть или не быть?» – и чего раздумывать, когда она может развернуться и исчезнуть! На размышления не оставалось времени…

В нашей жизни все оставляет след – даже самая малая обида, полученная в детстве, всякая крохотная боль, оставшаяся от пореза или щепки, всадившейся в ладонь, всякое поражение, в том числе и мимолетное, и Белозерцев приготовился к поражению, к тому, что с этим поражением в нем умрет часть его самого, улыбнулся виновато… Он умел «держать образ», как принято говорить в театре, быстро становиться самим собой… Глаза девушки дрогнули, помягчели, она сделала неопределенный жест.

– Через пять минут скажу, из какой я сказки, – наконец проговорила она.

– Я могу подождать?

– Конечно.

Его удивило слово «конечно» – она не должна была его произносить, но произнесла, вот ведь как, – удивили тон, окраска голоса, которым она говорила, в этой женщине имелась некая манящая тайна, что всегда завораживает мужчин и в конце концов превращает их в послушных олухов, которыми можно крутить и так и этак, и вот ведь удивительно: слишком много мужчин готово, оказывается, превратиться в олухов, в кого угодно, лишь бы обладать такими женщинами. Белозерцев поймал себя на этой мысли. Он такой же, как и все, ничем не отличается от какого-нибудь Тоги из Кутаиси или Османа из Махачкалы, он… Белозерцев не выдержал и улыбнулся. Сам себе улыбнулся, не девушке, но улыбку скрыть не удалось – та засекла ее острым взглядом и все разгадала.

Обычно бывает наоборот – желая кого-нибудь расколоть, мы раскалываемся сами и потом стыдимся этого – надо же, ни с того ни с сего остался в дураках, как в популярной карточной игре, такое, признаться, часто происходило с Белозерцевым и его друзьями, такое происходило и со многими проницательными женщинами, которые хотели расколоть Белозерцева, – здесь же было нечто иное. Белозерцев внутренне сжался, улыбнулся снова и вообще постарался, чтобы тихая мудрая улыбка подольше не исчезала с его лица. С другой стороны, через минуту в нем возникла некая болезненная неловкость: а не выставляет ли он себя в роли шута?