Первый Ватиканский мифограф

Прежде всего, он не знал греческого, и свой материал черпал исключительно из латинских источников, и при том не у самих римских поэтов, а у их поздних комментаторов. Кладезью мифологических сюжетов были в римской литературе три эпические поэмы, созданные в течение первого века Римской империи: «Энеида» Вергилия, «Метаморфозы» Овидия и «Фиваида» Стация. Первая из них чуть ли не сразу при ее появлении была признана общенациональным эпосом, вошла в систему школьного образования, и к ней, как в свое время в Греции к поэмам Гомера, стали сочинять всякие пособия и комментарии. До наших дней сохранился огромный труд, в котором тот процесс нашел свое завершение, — комментарий античного филолога или, как тогда говорили, грамматика Сервия (ок. 360—370 — 1-ая пол. V в.) к «Энеиде» и еще двум другим сочинениям Вергилия — «Буколикам» и «Георгикам»[14]. В свою очередь, и Сервий не пренебрегал достижениями своих предшественников, изучавших и комментировавших Вергилия на протяжении нескольких столетий, от Валерия Проба, выпустившего в I в. н. э. его издание, ставшее основополагающим для всех последующих, до Клавдия Доната, составившего незадолго до Сервия свой комментарий к Вергилию. Таким образом, использование более ранних источников носило у Ватиканского мифографа даже не вторичный, а гораздо более отдаленный характер.

По-видимому, пример все того же Сервия привлек внимание его собратьев-грамматиков и к «Фиваиде» Стация, результатом чего явился комментарий под именем Лактанция Плацида[15], не имевшего никакого отношения к христианскому богослову Целию (Цецилию?) Фирмиану Лактанцию (240—320). Сочинение Лактанция-грамматика одни исследователи датируют 2-ой пол. IV в. , другие поднимают время его составления до середины VI в. , — в любом случае средневековые компиляторы вполне могли использовать сообщаемые им сведения мифографического характера[16]. Что же касается «Метаморфоз» Овидия, то по той излюбленной в римские времена поэме было составлено краткое прозаическое изложение, которое так и называлось «Рассказы из Овидия», и его автором без достаточных оснований считался в древности тот же Лактанций[17]. Эти три сочинения (к которым надо прибавить уже упомянутую «Мифологию» Фульгенция) и послужили основным материалом для Ватиканского мифографа[18].

Использование его не требовало от составителя чрезмерных умственных усилий. О «Рассказах по Овидию» нечего и говорить, поскольку они, хоть и вкратце, но добросовестно пересказывают один эпизод за другим. Но и метод работы Сервия и Лактанция значительно облегчал нашему компилятору его задачу, так как в обязанность всякого комментатора входило, встретив в тексте поэмы имя какого-нибудь мифического персонажа (может быть, всего лишь один раз названного), сообщить по этому поводу все, что он сумел вычитать о нем где только возможно. Иногда эти сведения совпадали с тем, что мы уже знаем из тех же Аполлодора и Гигина, иногда содержали совершенно неизвестные подробности или варианты, — в любом случае Ватиканскому мифографу оставалось только черпать материал у своих римских предшественников полными пригоршнями, что он и проделывал с большим успехом. Иногда он, правда, собирал под одним заголовком по нескольку абзацев из разных комментариев или добавлял какие-нибудь малоизвестные или совершенно неизвестные подробности (см., например, I. 11. 4; 67. 4; II. 75; 77)[19], — к тому, пожалуй, и сводился его творческий метод.

Последнее отличие трех Ватиканских мифографов от античных предшественников относится к их судьбе в Новое время. Сочинения всех упомянутых выше авторов были впервые напечатаны между 1470 (Диктис) и 1601 (Конон и Птолемей) годами, а три наших трактата были впервые обнаружены итальянским филологом кардиналом Анджело Май в Ватиканской библиотеке только в 1831 г. и тогда же впервые им опубликованы[20]. Строго говоря, название «ватиканские» оправдано только по отношению к первому из них, сохранившемуся в единственной рукописи Vat. Reg. Lat. 1401[21]. Что касается остальных, то к настоящему времени в различных библиотеках обнаружено свыше 10 кодексов Второго и свыше сорока — Третьего (о его появлении среди трудов Альберика, где он остался незамеченным, см. выше). Однако наименование, данное этим трактатам Май, так за ними и закрепилось.