Первый воин

Я сгрызла ломтик яблока, поправила вечно сползающие старые очки, взяла в руки свой новый смартфон, проверила камеру. Та на первый взгляд делала приличные снимки, не хуже моей пропавшей под обломками мыльницы. В контактах всего два номера: мамин и Кирсанова. Негусто. Больше некому звонить, больше никто не будет обо мне беспокоиться. Как-то так незаметно получилось, что со школьными друзьями мы постепенно перестали общаться, а в университете новых не нашлось. Чтобы появились друзья, у тебя должно быть время, которое можно с ними провести, а у меня учёба, занятия в студии живописи, подработка и вечная дорога то по электричкам, то в метро. Да и когда у тебя на счету каждый рубль, приходится выбирать: пойти с одногруппниками в студенческое кафе или купить лак, чтобы покрыть курсовые работы. А там и кисти приходится обновлять, и клячка вечно теряется, а холсты, а грунтовка. Мама, конечно, мне очень помогает, оплачивает дополнительные занятия в студии, проезд, наше с ней пропитание и проживание, но даже востребованному учителю в одиночку тяжело растить творческого ребёнка. Вот я и стараюсь немного облегчить ей жизнь. Мне иногда очень хочется разозлиться на маму, чтобы она перестала надрываться, чтобы не стремилась дать мне всё самое лучшее. Но я не могу, она ведь такая хрупкая, что же с ней будет, если я перестану верить в неё.

Чтобы отвлечься от гнетущих мыслей, взяла в руки скетчбук и пенал с карандашами. Когда начинаю рисовать, сама не знаю, не понимаю, во что выльется моя работа, будто мозг в этот момент не контролирует руки. Сделала несколько штрихов, потом ещё, и вот на бумаге рассыпались графитовые пряди. Ещё пару штрихов обозначили скулы, затем последний взмах, и Ангел, умиротворённо спящая, поселилась в моём альбоме, ей теперь не страшен пепел.

– Ого, как красиво! – протянула над моей головой мама.

Я вздрогнула от неожиданности и перевернула скетчбук, пряча рисунок.

– Прости, Зайка, думала, ты слышала, как я вошла, – мама виновато улыбнулась.

– Ты так быстро!

– Да где уж быстро, я и к Лёше зашла, и к Фёдору Степановичу. А кто это? Твоя подруга? Вы учитесь вместе? Очень красивая девочка!

– Нет, мам, это так, вымышленный персонаж, – пробубнила я.

– Ась, ты чего снова хмуришься? У тебя так детально получилось, я подумала, что ты очень хорошо знакома с натурщицей.

– Мам, а ты не знаешь, – я подбирала слова, прежде чем спросить, – мне кажется, я видела одну девушку там в торговом центре. Не знаешь, когда меня нашли, рядом ещё кто-то был?

– Милая, – мама присела на краешек кровати, но не решилась дотрагиваться до меня, наверное, чтобы не причинить боль. Поэтому, едва касаясь, пригладила кончик моей косички, а её глаза наполнились слезами. – Рядом с тобой действительно нашли девушку. Примерно твоего возраста, документы сгорели, а твой студенческий оплавился так, что было не разобрать кто из вас на фото, вы похожи немного. Мне сообщили, что есть неопознанные девушки. Я решила сначала проверить ту, что выжила.

Теперь мне стала понятна истерика мамы в первый день в больнице, почему она так дрожала и боялась ко мне подойти. Там в пожаре я не видела никаких ангелов. Моё травмированное взрывом сознание всего лишь записало на подкорку последнее лицо, что я увидела перед тем, как отключилась. И всё же где-то глубоко в груди едкое чувство вины показало свои щупальца. Вторая девушка погибла.

Глава 5

Остаток дня я рисовала. Мама не могла слишком долго оставаться со мной, потому что её день расписан поминутно. Представляю, сколько всего пришлось перенести, чтобы выкроить время для поездки в больницу. Мы живём за сто километров от столицы, в тихом городке, где все друг друга знают. Я уже привыкла проводить по шесть часов за день в дороге – три туда, три обратно. В электричке успеваю и позаниматься, и поспать, и перекусить. Я хотела заселиться в общежитие, но мама оказалась категорически против, она хотела снять нам квартиру, чтобы самой тратить время на дорогу, но тут запротестовала я. Она и так после работы без задних ног. Мы две зависимые друг от друга странные души, живущие в крохотном закрытом мирке в виде нашей квартиры.

Незадолго до ужина в мою палату потянулся целый караван гостей. Сначала заглянул психолог, тщедушный мужчинка, вспотевший, точно после пробежки. Он долго извинялся, что только так поздно смог ко мне добраться, поскольку пострадавших при взрыве и нуждающихся в его консультациях очень много. От помощи специалиста я отказалась. Боюсь, моих психологических травм он не вынесет. Затем в палату набилась целая следственная группа, они не извинялись, а скорее ждали, что я сама приду к ним с повинной:

«Объясните, Александра Константиновна, откуда вы знали, как именно лучше спрятаться?»

Нет, конечно, они такого не спрашивали. Мужчины и в форме, и в штатском устало записывали мои показания, в очередной раз разочаровавшись в том, что свидетель не заметил ничего или никого подозрительного. На прощание пожелали мне скорейшего выздоровления и удалились, оставив после себя только стойкий запах дешёвого крепкого кофе и табака.