Ведь теократия восток,
Идеей это возвышалось,
И порождён великий рок,
И умиравшие сей кровью,
Но удержать должны венок!
Зал тишиною покорённый,
Ты сына старшего спросил:
«Скажи мне, Сорен, обретённый,
Успех тобою, ты ль свершил,
Хвальбы достойные деянья,
И путь клинка душе ли мил?»
«Прости, отец», – твой сын склонился.
«Перед твоим скажу судом,
Я лучше ставший, я трудился,
Уже я властен над мечом,
Сказал наставник, что достойный,
Но дух мне скажет о другом.
Лорд Виргрен, он учил достойно,
Но столь далёк я от тебя,
Что на душе уж неспокойно,
Талантом ты иных губя,
Был победителем турниров».
«Тем, Сорен, ты губил себя».
И сына тем закончишь речи,
Вздохнул Правитель и сказал:
«Обман возложенный на плечи,
Талант, ты молвил, указал,
Что он причина неудачи,
Ты ошибался, сын, я знал
Что мука скрыта за талантом,
Не верю в гениев, я был,
Вначале серым, не атлантом,
Трудом тяжёлым только взмыл,
Стирая в кровь и дрожью пальцев,
Как скульптор резал и добыл.
Из сотни серых повторений,
Свою я форму созидал,
Лишь дар то разума стремлений,
Турниры после. Доказал,
И чемпиона повергая,
Я мукой долгою восстал.
В таланта избранность все верят,
Но ослепляют лишь себя,
И путь страданий не измерят,
И не начавши, и сгубя,
Путь пролегает через терний,
Предупреждаю я тебя.
Стремиться должно к идеалу,
Цель иллюзорна, путь важней,
И муки отдан ритуалу,
Сосуд мучения, но пей,
Лишь тем достигнувший победу,
Не дара гения трофей».
И сын твой голову склоняет,
Он ликом мрачный, тишина,
Вновь свои крылья расправляет,
Пусть приближается весна,
Семьи сей лёд ей не расплавить,
Ведь на тепло она бедна.
Вновь обведя тяжёлым взором,
Во своих мыслях рассуждал:
Слова поддержки иль любви,
Давно забыты в этих стенах.
Был рок ли в проклятой крови,
Что протекает чистой в венах?
Иль ты отбросивший себя,
Коль думал лишь о переменах?
Но прерывает рыцарь вас,
Вошедший в залу, объявивший:
«Для лордов ныне пробил час,
Для отправления», – явивший,
Собой погибель тишины,
На до и после разделивший.
Оставит залу вся семья,
Вольф молодой сжигает взглядом,
Тебя и он сказавший: «Я…» -
Но он сомнения скован ядом,
Ведь слишком многое в душе,
И страх, и гнев смешались рядом.
Но промолчавший он в конце,
Склонивший голову и вставший,
А герцог скажет: «Во юнце,
Что мукой совести страдавший,
Владыку Вьюги не найти,
Заботой скованный, пропащий,
Я отправляюсь вместе с ним,
Твои приказом я вершащий.
Года минули, но таким,
Сей зал остался и кричащий,
От слов несказанных и тем,
Ошибки прошлого влачащий».
Уходит он, и только ты,
Во сей большой, холодной зале,
Богатый властью, нищеты,
Семьи оковы и в опале,
Калекой ставший, ослеплён,
Мечтой сияющей в финале.
А настоящее забыл,
Ведь коль грядущее манило,
То и сжигавший душу пыл,
Мечты теченье уносило,
И раньше срока бы не стать,
Ничтожный пеплом. И явило
Столь острожное движенье,
За край державшийся стола,
Лишь в одиночестве спасенье,
Боль не исчезла, но жила,
Земного спутник бесконечный,
Калеки участь не мила.
Пред остальными ты не смеешь,
Иль боль, иль муки показать,
Носящий титул ты! Слабеешь,
Остановился, нужно ждать.
Но примеряй ты маску власти,
Правитель Неба! И ступать
Он пожелал в свои покои,
Хоть и обязанность презрел,
Гостеприимства есть устои,
Прощаться должен, но удел,
Клинку ты Первому вручая,
Сменить себя на том велел.
Слугу встречая в коридоре,
Ему приказы отдаёшь:
«Клинка я Первого жду вскоре,
В своих покоях» – узнаёшь,
Поклон привычный, власти спутник,
Шагаешь гордо и идёшь
Во королевскую обитель,
Судьба земли там полотно,
Решали, резали, хранитель,
Она решений, суждено,
Им всем рождаться в сфере высшей,
А сфере низшей лишь дано
Тому послушно подчиняясь,
Не вопрошая, и толпой,
По зову долга устремляясь,
И созидая сирый строй!
О долг владыкам есть спасенье!
Что низших гонит на убой!
Среди стола и стульев равных,
Владыка Неба ожидал,
Он ждёт воителя и славных,
Побед вершитель, прозвучал,
Стук древесины: «Приглашаю» -
И пред тобой воитель встал.
Высокий ростом, в меру даже,
В плечах достойнее иных,
В Утёсов он рождён пейзаже,
Средь скал могучих, вековых,
Что наделили своей статью,
И нет ещё волос седых.
Власами светлыми, востоку,
Они привычны, наделён,
И к середине жизни сроку,
Он приближается, сочтён,
Своих годов он взором старше,
Покой им не был обретён.
Лицо покрытое следами,
Там шрамов множество, они,
Наследье прошлого, годами,
Мечи и стрелы, и огни,